Одесский юмор. XXI век - страница 51
От нее я услышал лучшую рецензию на свое выступление. Она подошла ко мне после спектакля и заметила:
– Вы неплохой артист, товарищ Карцев, но вы сильно пересаливаете лицом!
Прилетаю в Одессу, меня не встречают. Таксисты толпой:
– О, давай подвезу за полцены!
– Давай за четверть цены!
Один подошел, отвел в сторону:
– Я тебя везу бесплатно, но ты будешь меня слушать!
Он повез меня в роддом – показать, где он родился. Потом повез в школу, где он учился, ЗАГС, где он женился, на кладбище, где лежит его мама. Он возил меня часа два и, когда мы подъехали к гостинице, сказал:
– Знаешь, мой брат уехал в Америку лет тридцать тому назад. Он живет вот так! – и показал выше головы. – Я здесь эти тридцать лет живу вот так! – и провел по горлу. – Так из-за такого кусочка я должен уезжать?!
…и там
Одесситы на Брайтоне, как у себя дома, разговаривают через дорогу, почти все знают друг друга – кто с кем, кто куда и зачем.
Встречает меня женщина:
– О!
Я:
– Что «о»?
Она:
– Ничего!
В гастрономе «Интернешнл» на Брайтоне есть все. Бычки в томате, дунайская селедка, свекольник, соленья – ну все! Хозяин – мой друг детства Марик, в магазине работают только его родственники – дяди, тети, сестры, племянники. Мы пришли с Витей покупать продукты. Марик со второго этажа дал команду сделать нам скидку двадцать пять процентов. Сказал громко – чтоб слышали все. Мы покупаем колбасу, мясо, рыбу, берем две селедочки, и продавщица берет с нас полную стоимость. Мы говорим:
– Марик же сказал – скидка!
Она:
– Ой! Что вы его слушаете!..
Оказалось, это его теща за прилавком.
Он сказал:
– Зачем вы к ней пошли? Она даже мне не делает скидку!..
Моя тетя Поля уехала с дочкой в Америку давно. В Одессе жила плохо, в Америке тоже. И вот я прилетаю в очередной раз в Нью-Йорк – она прекрасно выглядит, в пенсне, красиво одета. Я спрашиваю:
– В чем дело, тетя Поля?
– Ой, что ты знаешь! У меня оказался талант, я открыла кабинет – маникюр, педикюр, макияж. У меня очередь, запись, ходят американки!
– Ну а как с языком? Вы уже говорите?
– И не говорю, и не хочу!
– Почему?
– Я не хочу коверкать свой!
– Ну хорошо, а люди, которые по-русски не говорят? С ними как?!
– Американки – они как лошадь: стучу по правой – дают правую, стучу по левой – дают левую!.. Еще эти, в магазине, вьетнамцы, – ни бум-бум по-русски. Я беру альбом и рисую. Рисую морковку, капусту, нарисовала яички. Он не понял. Я дорисовала все остальное – и он тут же сообразил!.. Так зачем мне их язык?!
Иду я как-то по Брайтону – ищу, где можно отремонтировать фотоаппарат (не работает вспышка), – и встречаю знакомого. А у него есть привычка: когда разговаривает, все время смотрит не на собеседника, а по сторонам.
– Ну, что слышно? Чего ты здесь?
– Иду чинить фотоаппарат.
– Покажи!
И, едва взглянув, бросает его в урну.
– Леня, ты что?! – возмущаюсь я и чуть ли не с головой ныряю в эту урну. – Что ты делаешь?!
– У нас не чинят, – отрезает он. – У нас выбрасывают.
И тут же, без паузы:
– Что слышно в Одессе? Как «Черноморец»? Где ты выступаешь?
– В школе, – отвечаю, все еще роясь в урне.
– Я приду, – говорит он, – со всей семьей. Не волнуйся, я взял билеты. Идем, мусорщик!..
Переходим мы дорогу, заходим в магазин – там висят дубленки, кожаные пальто.
– Гриша! – с порога кричит мой спутник. – Дай ему фотоаппарат!
– Леня, какой фотоаппарат? – оторопел тот. – Ты что, не видишь, чем мы торгуем?!
– Дай фотоаппарат! Не видишь, что ли, кто это!
– Вижу, ну и что?
– Дай ему фотоаппарат!
Через пару минут на прилавке лежал десяток фотоаппаратов.
– Выбирай, – приказал Леня.
Я выбрал.
– Дай ему пленку! – приказал он Грише.
– Он заряжен.
– Тогда сфотографируй нас!
А когда мы уже уходили, он обратился к хозяину:
– Гриша, позвони мне! У меня есть для тебя товар!..
Это тоже Одесса. Которая уже там, на Брайтоне.
… Да, мой город дал сильный крен, он вот-вот опрокинется и уйдет под воду, как подбитый кит. Но кое-что осталось. Остались блестки одесского разговора. Это неистребимо, это в генах, и по этому коду я всегда узнаю Одессу – что на Приморском бульваре, что на брайтонской дощатой набережной. И оттого я твердо знаю: как бы Одесса ни менялась – все равно она останется Одессой.