Одежда — церемониальная - страница 10

Голос его звучал сухо и остро. Его логика была рождена гневом, казалось, что ее костлявые пальцы крепко держат и не выпустят благое намерение нашего хозяина обсуждать политические проблемы спокойно. Это спокойствие не давалось, потому что в лагерях для беженцев были слезы, голод и смерть, потому что по свету скитались бездомные люди, потому что человеческие муки были безмерны даже для тех, кто всю жизнь провел под палящим солнцем мучений.

Наступило неловкое молчание. Никто не решался встать первым, каждый молча тянулся к подносу за стаканом сока или мюнхенского пива. Было жарко.

В соседней гостиной вдруг послышался женский голос, крикливый и настойчивый, одна из дам объясняла подробности своей родословной; потом она перешла к новостям: вечернее платье на три — пять сантиметров удлиняется по сравнению с прошлым годом, посмотрим, как это будет выглядеть… Мне кажется, дама была недовольна тем, что юбки становятся длиннее. Не могу понять, почему женщины так любят показывать колени, даже мясистые или костлявые. А эта дама несомненно злоупотребляла демонстрацией того, что природе не удалось вылепить как следует.

Сквозь обе гостиные была прихожая, и горилла с русым чубом просунул голову в дверь и тревожно оглядел нас. То ли его одолевал сон, то ли беспокоили бродячие шакалы. Но я видел: ему страшно хочется, чтобы мы уже разошлись по домам.

Потом, почти не ожидая знака старшего из присутствующих, мы медленно поднялись, обменялись прощальными фразами, курильщики нервно погасили только что зажженные сигареты. Телохранители проводили нас зоркими взглядами до самых машин и поспешно закрыли тяжелые двери.

У каждого — свои заботы и свои обязанности.

Мне же хотелось только одного: вернуться домой, скинуть смокинг, который тяжким грузом давит на плечи, выйти в сад и смотреть на желто-оранжевый ореол луны, осыпающий золотистой пылью высокие кипарисы.

Такую же луну, помнится, я видел однажды под Голанскими высотами. Или под Баальбеком. Или около Газы. Но там не было кипарисов, не было и людей. Было жарко и голо…

Я проснулся рано утром. Стояла страшная духота, и я никак не мог стряхнуть с себя какие-то дурацкие сны, которые давили на мозг перед самим пробуждением. В памяти мелькало лицо моего друга детства, который с ожесточением пихал Пикассо коленкой в живот и хотел втолкнуть его в какой-то огромный выставочный зал.

Потом оказалось, что это не зал, а еврейское кладбище Шагала, сине-зеленое, окутанное смертным холодом и израильтянской мистикой.

И наконец, мрачная физиономия приятеля и его развевающаяся поредевшая борода увиделись мне над столом в корчме, которая походила на ту, что изображена в «Рученице» Мырквички. Он пил, окруженный нежной заботой официанта в высоком крахмальном воротничке. А дело было в корчме. Или в одном из тех заведений в народном стиле, которые разбросаны по городам и весям нашей страны и выступают в качестве аутентичных свидетельств болгарского национального быта. Только обслуживающий персонал был словно взят напрокат из Елисейского дворца: фраки, блестящие твердые манишки, жемчужные запонки…

Я всегда злюсь, если мне снятся художники или картины, потому что это неизменно напоминает мне одну забавную фразу. Однажды я услышал: «Искусство — вот моя настоящая любовница», и обернулся посмотреть — это что, серьезно? У человека, сказавшего эту фразу, был очень убедительный вид, густые светлые брови сосредоточенно нависали над глазами, и никакого сомнения в его серьезности быть не могло. Правда, мне говорили, что его вклад в искусство ограничивается вернисажами на выставках…

Дилетантизм — далеко не плохая штука, но почему он должен становиться в такую пошлую позу? Конечно, гораздо лучше любить живопись, чем наркотики или просто табак, пустую славу или сплетни. Но когда дилетантизм стремится навязать свои вкусы, он может лишить смысла усилия, которые вкладывают в искусство одаренные люди, и даже помешать им, потому что создает общественное мнение, сотканное из снобизма и моды. Любитель может приносить пользу, а может оказаться и злокачественным случаем. Вроде людей, выступающих с советами по сельскому хозяйству. Или по футболу. Нужно ли расширять все области человеческих амбиций?