Один выстрел во время войны - страница 12

— Уходите, — прошептал кто-то в белом халате позади ребят.

Уйти, ничего не сказав… Рыжий поставил на табуретку поллитровую банку с медом. Банка была накрыта половинкой листа из школьной, в клеточку тетради и обвязана в несколько раз белой, прямо с катушки ниткой. На эту бумагу враз перелетела со щеки Кучеряша муха.

— От деда… Павла Платоныча… — еле выговорил Петр.

Кучеряш не подал знака, что слышит, что вообще чувствует чье-то присутствие и знает этих людей, деда Павла Платоныча и вкус меда. Ничто не существовало для него, ничто. Беспомощный, растерявшийся, Рыжий смотрел на Кучеряша, пытаясь поймать хотя бы признак внимания к себе, к Митьке, к меду, ко всей окружающей его жизни. В поисках поддержки Рыжий взглянул на Митьку. Но тот вряд ли что видел вообще: его глаза были полны слез, отчего казалось, что к его зрачкам вплотную приставлены увеличительные стекла.

«Суд будет…». «Ждут, как с Валентином Шаламовым обойдется. Если выживет, наказанье определят поменьше…». «Подписку с военрука Уласова взяли, чтобы из села не уезжал…». «Не станут судить… Фронт рядом, чего ж судить-то. Нарочно, что ли, в Кучеряша пальнули…». «Война, строгость повышенная…»

Разные толки множились на всех порядках села. По-всякому относились люди к этой беде. Тетя Катя заявлялась к Ковалевым по вечерам. Завидев Петра, начинала плакать. Дарья пыталась утешить ее, говорила, что Валентин, по слухам, идет на поправку, поэтому нечего убиваться. А сама с дрожью в сердце думала о предстоящем суде. Люди просто так не станут болтать, нет дыма без огня, засудят. Время военное… Усаживалась рядом с тетей Катей и тоже начинала реветь.

В такие минуты Петр не мог оставаться дома. Надо бы к Митьке, но тетя Катя строго-настрого заявила, чтобы ноги не было в его доме. Вдвоем, по ее словам, Рыжий с Митькой опять что-нибудь придумают, и от этого почему-то могло быть хуже Валентину. Конечно, можно было бы и ослушаться, да зачем… Петр уходил к речке, еле удерживался, чтобы не зареветь. Брал хворостину и загадывал: если попадет по водяному пауку, то все обойдется благополучно и с Кучеряшем, и с ними, и с военруком Федором Васильевичем. Но если промахнется…

Вечерняя гладь реки чутко отзывалась на хлесткие удары. Водяные пауки были невидимы. Они выскальзывали из лещуга, и за ними тянулись живые бороздки. Он хлестал по острым треугольничкам этих бороздок, останавливался, надеясь, что с пауками покончено, но вскоре раздвигающиеся бороздки появлялись снова. То ли не удавалось попасть по невидимым скороходам, то ли пауки появлялись из лещуга каждый раз новые.

Однажды к Ковалевым заявился дед Павел Платоныч. Бороденка его торчала задиристым клинышком, руки стучали по земле суковатой палкой.

— Айда со мной… Я им покажу! Я им все выложу! Айда…

Он привел Петра в сельсовет. По пути Рыжий обдумывал, о чем писать в очередном объяснении, почему надо без конца повторять одно и то же. Кто бы ни приехал в сельсовет: милиционер ли, из военкомата или из районной прокуратуры, — каждому пиши, перед каждым отчитывайся.

Но в этот вечер обошлось без письменного объяснения, некому было писать, никого не видно в сельсовете, кроме председателя Рыбина.

— Я к тебе зачем? — целилась в председателя своим острием бороденка деда Павла Платоныча. — По селу… Чего только не полоскают по селу! А еще… иль не слыхал? Радость-то какая! Немцев-то, говорят, турнули. Тихо стало над железной дорогой…

Боли, тревоги, волнения последнего времени затмили многое. В селе действительно уже который вечер не видели ядовито сверкавших в небе осветительных ракет на парашютах. Или всем было не до них? Вряд ли. Усеянное облаками взрывов зенитных снарядов небо дало бы о себе знать.

— Ты почитал бы. Вишь, сколько газет накопил. А то разговоры эти… — Павел Платоныч поморщился. — А мне бы — из газет, чтоб верить можно.

— Что ж, почитаю. — Рыбин взял с тумбочки газеты, отобрал несколько штук. — Ну, слушай. «В течение 15 июля наши войска продолжали вести ожесточенные бои с противником в районе Воронежа. После ожесточенных боев наши войска оставили Богучар и Миллерово. На других участках фронта никаких изменений не произошло». Вот такие дела… — задумчиво отыскивал Рыбин глазами очередное сообщение Совинформбюро. — «В районе Воронежа сражения развертываются со все большим ожесточением. Ряд укрепленных рубежей и населенных пунктов по нескольку раз переходят из рук в руки…»