Один выстрел во время войны - страница 9

За углом дома Масловых, сельских дореволюционных лавочников, одетого перед войной на погляденье всему Луговому в ярко-синюю шелевку, под ноги Рыжему бросилась лохматым комком приземистая собака. Он подумал, что поиграть вздумалось ей в потемках, и протянул руку. Пусть попрыгает, порезвится. А она, не будь дурой, хвать зубами за палец.

— Ах, стерва! — угодил Рыжий босой ногой прямо по мокрому носу собаки.

Она взвизгнула, бросилась к своему двору. Рыжий рассмеялся от того, как испуганная ударом собака, вытянув лапы, кинулась на калитку. Палец щипало, и было больно, — тут уж не до смеха, — он сунул его в рот и начал отсасывать приторно-соленую кровь.

Один наблюдательный пункт за самолетами был устроен на крыше давно заброшенной, из красного кирпича высокой силосной башни на бугре у Казенного леса. С началом войны село осталось почти без мужиков; бабам, старикам и старухам было не до силоса. Вокруг башни, вскормленные давно перегнившим навозом, бушевали лебеда с длинными метелками да кустистая, ожиревшая, выше человеческого роста белена. На этот наблюдательный пункт военрук уже назначил дежурных, ребят с сельской окраины — из Выселок. Им было ближе к дому.

Возчикам достался наблюдательный пункт на церковной колокольне. Было в селе две церкви; одну, что внизу, в самом центре, переделали в клуб, другую — на взгорье у дороги в город — приспособили для хранения зерна. Колокольни ее пустовали.

Военрук Федор Васильевич прогремел огромным замком на высокой, дугою, двустворчатой двери. На ребят из темноты пахнуло затхлостью и мышами. Они свернули в узкий черный проем лестницы на колокольню. Поднимались осторожно, боязливо обшаривая ногами каждую ступеньку. Лишь когда выбрались к массивным бревенчатым перекладинам, на которых когда-то висели колокола, увидели пустые, чуть ли не во все небо арки, а сквозь эти арки — затихшее за ночь село, раскинутое темными копешками крыш по невидимой отсюда земле.

— Двое дежурят, один отдыхает. Ясно? Заметите парашютиста, может быть, подозрительный самолет, тогда бегом в сельсовет, к телефону. Или ко мне… Подымайте всех на ноги. Ясно? — Федор Васильевич подходил то к одному проему, то к другому. — Отсюда все хорошо просматривается. Лишь бы не уснули… Приступайте к наблюдению. Первым дежурит командир, вторым — Ковалев. Шаламов спустится со мной и закроет изнутри дверь на засов, чтобы никто не пробрался к зерну.

Петр и Дмитрий остались одни. Глуше и глуше становились шаги Федора Васильевича и Кучеряша, медленно спускавшихся с колокольни. Будто обессиленная, еле слышно хлопнула дверь. И тогда дежурных окружила настоящая тишина…

Кучеряш долго не возвращался. Даргин, как командир, хотел уже спускаться с колокольни, чтобы выяснить, в чем дело, но в это время снизу донеслись стук двери и громыхание тяжелого засова.

— Явился… Уже смотал куда-то, — недовольно, по-командирски проворчал Дмитрий.

Запыхавшийся, но довольный собой поднялся Кучеряш. Он радостно гыгыкнул, как дурачок при виде нового, блестевшего на солнце пятака, стукнул об пол прикладом принесенной с собою винтовки.

— А это откуда? — опешил Дмитрий.

— Тебе не все ль равно! Отдежурим — и сдам.

Дмитрий подступил к Кучеряшу.

— Спер где-нибудь? Так и скажи.

— Отстань… Командир нашелся. Федор Васильевич дал, вот откуда. Что делать, если диверсанта заметим? Ну, сообщим, а дальше что? Пойди сопри где-нибудь, если сумеешь, — с обидой объяснил Кучеряш. — И патрон дал, — разжал он пальцы. — Один только и дал, сказал, на всякий случай.

Дмитрий подержал патрон (он был остроносый, холодный) и вернул Кучеряшу. К винтовке даже не притронулся, на уроках военного дела наигрался с нею досыта.

Кучеряш не расставался со своим приобретением. Если выглядывал наружу, то прежде всего высовывал винтовку, словно готовясь к стрельбе; если садился отдыхать, то меж колен обязательно ставил на пол приклад, обнимая его, и тогда уж дремал. Он видел, как делали солдаты во время короткого отдыха в Луговом по пути к фронту.

С рассветом дежурные имели право расходиться, чтобы час-другой прикорнуть дома, и затем — в бригаду, к быкам, в поле. На рассвете село уже на ногах: кто — к коровам, кто — на скотные загоны, что были обозначены жердями на лугу, кто — к тракторам. Так что найдутся глаза, если в это время появятся в небе фашистские кресты.