Одиночество. Падение, плен и возвращение израильского летчика - страница 10

В этом деле у нацистов нашлось достаточно помощников и не из числа их ближайших друзей. Когда союзники узнали о происходящем в Европе, они решили не выделять никаких военных ресурсов, чтобы остановить или хотя бы замедлить геноцид. Поэтому они не бомбили лагеря уничтожения, не атаковали поезда, перевозившие заключенных, не разрушали железных дорог, ведущих к лагерям.

Даже когда возник план «грузовики в обмен на кровь» — сделка, призванная спасти венгерских евреев в обмен на десять тысяч грузовиков, — англичане со своей стороны решительно отказались предоставить эти грузовики, которые могли бы спасти больше ста тысяч евреев Венгрии[7].

Я постарался представить, что чувствовали евреи на протяжении этих страшных лет. «Беспокойство» казалось мне слишком слабым определением. Может быть, страх. Может, уныние. Было нескольких героических попыток сопротивления, самая известная из которых — восстание в Варшавском гетто. Однако по большому счету евреи ощущали свою полную беспомощность. Им в буквальном смысле неоткуда было ждать помощи.

Когда Германия потерпела поражение, полтора миллиона евреев оказались заперты за железным занавесом. Понимая, что Европа перестала быть безопасным местом, еврея стали думать, как попасть в Палестину. Казалось логичным, что после Второй мировой войны, когда масштаб трагедии был очевиден всем и каждому, попасть в Палестину будет совсем не трудно. Однако в 1945–1948 годах все было ровно наоборот. Англичане, управлявшие Палестиной, закрыли страну для евреев. Корабли перехватывали в открытом море беженцев, возвращали в Европу или помещали в организованных на Кипре «лагерях для перемещенных лиц». Как мне кажется, самым известным, хотя далеко не единственным из этих кораблей, стал «Эксодус» — утлое суденышко, на котором четыре с половиной тысячи евреев попытались пробраться в Израиль. Когда корабль был перехвачен англичанами, евреи попытались сопротивляться. Тогда британцы взяли судно штурмом, убив при этом несколько евреев, и отправили корабль обратно в Европу.

Реакцией на страх, отчаяние, тревогу и беспомощность этих лет стал решительный характер, который приобрели евреи Палестины-Израиля. Народ сказал себе: «Нам необходимо собственное государство; мы не можем рассчитывать на чью-либо помощь». Поэтому в мае 1948 года мы провозгласили независимость. Сразу же после этого нам пришлось восемнадцать месяцев воевать с семью арабскими армиями[8], причем США наложили эмбарго на поставки оружия. Мы потеряли один процент населения страны — это как если бы американцы потеряли во Второй мировой войне полтора миллиона человек, то есть в пять раз больше, чем на самом деле. Наконец, война закончилась. Молодое еврейское государство отстояло свое право на существование.

В пятидесятые годы я был ребенком. Я ничего не знал о Катастрофе. Мне казалось, что я живу в обычной стране. Позже я узнал, что жил в эпоху «плавильного котла» — в годы массовой репатриации из Ирака, Северной Африки и других стран. Нам хотелось создать достойные условия иммиграции, и население Израиля значительно увеличилось за счет новых репатриантов, и Израиль стал сильным самостоятельным государством. И мы действительно ощущали, что строим «новый Израиль».

До процесса Эйхмана ни я, ни мои одноклассники не знали, кто эти странные люди с шестью вытатуированными цифрами на руках. Теперь мы это знали.

Три года, с десятого по двенадцатый класс, которые я провел в армейском интернате, оказались важными для формирования моей личности как бойца. В классе нас было двадцать семь человек, и это был лучший выпуск за всю историю школы.

Это была группа избранных, что было заметно уже тогда, когда мы были подростками. В нее входили не только будущие генерал-лейтенант Амнон Липкин-Шахак, генерал-майор Матан Вильнаи и бригадный генерал Йом-Тов Тамир[9], но и множество забытых героев, погибших в ходе многочисленных войн, столь часто случавшихся в первые годы существования Армии обороны Израиля (АОИ). Это были замечательные ребята, которые, если бы не погибли, заняли бы достойное место в израильском обществе.