Одиночество. Падение, плен и возвращение израильского летчика - страница 32

(«Республика»), ежедневной египетской газеты, которую получали надзиратели. Эти карикатуры практически всегда содержали израильские элементы, например, искаженные страхом и ненавистью изображения Голды Меир, Моше Даяна или израильских солдат. Показывая мне эти ежедневные карикатуры, Осман громко хохотал. В свою очередь, я, со своим нелепым патриотизмом, приходил в бешенство, видя, как Аль-Гумхурия изображает Израиль, и пытался опровергнуть посыл этих карикатур — словно в это время наши «Скайхоки» и «Фантомы» не летали к востоку от Суэцкого канала, превращая эту землю в руины.

Когда Осман слишком надоедал, я начинал громко говорить с ним на иврите. Высказывал все, что было у меня на сердце, и это его раздражало. Он начинал требовать, чтобы я прекратил говорить на иврите, но я, наоборот, начинал говорить быстрее и громче. В конце концов, я окончательно успокаивался, укладывался в постель и пытался представить, что со мной будет. Что вообще происходит? Я в плену уже больше месяца. Красного Креста как не было, так и нет. И что же у меня за государство, если оно не может заставить египтян следовать даже таким элементарным правилам?!

Я заметил, что много думаю о том, что происходит дома. Забавно, что все это время я беспокоился о своей семье. С ними могло случиться все, что угодно, и в тот момент, когда я воображал, что оно случилось, в моем мозгу это становилось реальным фактом. Я рисовал бесконечный ряд дорожно-транспортных происшествий, взрывов, болезней и катастроф, и всякий раз у меня текли слезы, словно бы все, что я вообразил, действительно случилось.

В десять вечера дверь, как обычно, открылась, и мое сердце забилось чаще. Вместо Азиза вошел другой египетский офицер, за которым следовал Саид.

Новый человек был одет в форму цвета хаки без каких-либо знаков различия. Его форма выглядела так, словно ее тщательно отутюжили, чтобы она выглядела настолько отглаженной, насколько можно отгладить военную форму. Штанины его брюк были заправлены в черные блестящие ботинки отменного качества. Офицер был высок и красив. Хотя он еще не сказал ни слова, все в его облике говорило: «Я летчик». Саид представил гостя: «Это Анвар, египетский летчик».

Анвар сел за письменный стол у моей кровати и приступил к исполнению ритуала, считавшегося, видимо, обязательным для каждого нового дознавателя, то есть стал всеми своими действиями показывать, кто здесь главный: опустошил свой портфель, разложил на столе бумаги… Это был первый египетский летчик, которого я видел своими глазами. Впечатляющая фигура. Не встречал ли я его или его боевых товарищей, пилотирующих свои МиГи над Синаем, Суэцким каналом или пустыней южнее Джебель-эль-Галалы, куда мы являлись на своих «Миражах»? Язык его тела свидетельствовал, что он принадлежал к египетской элите. Саид сел далеко от него — гораздо дальше, чем он сидел, когда допросы вел Азиз.

Наконец Анвар поднял глаза и сказал: «Я просмотрел протоколы всех Ваших допросов. Прочел их очень внимательно. Вы не прекращали лгать ни на секунду». Он произнес это уверенно и решительно, подобно командиру эскадрильи, подводящему итоги ежедневного совещания. Я заметил эту сразу; в моей душе царило смятение — этот новый персонаж внушал мне страх и благоговение. Его английский выдавал в нем человека, получившего образование на этом языке, — он был безупречен. Мне было жаль, что во время этой встречи на мне нет моей военной формы — тогда бы мы могли говорить на равных. Мне было стыдно за свое униженное положение, передававшее нам обоим сигналы: «Взгляни на себя и взгляни на него». О сколько бы я отдал за возможность бросить ему в лицо, что в ходе Шестидневной войны я сбил четыре египетских самолета! А затем небрежно добавить, что я припас еще одну историю, как я сбил сирийский МиГ-21, которую при случае с удовольствием расскажу его сирийским коллегам. Однако я понимал, что должен придерживаться минималистической версии, делая вид, что пилотирование не является для меня основным занятием.

— О чем же, к примеру? — спросил я, прося предъявить конкретные примеры моей лжи, чтобы понять, сможет ли он разрушить всю башню, которую я так напряженно строил все это время.