Одинокий Адам - страница 17
Следующий день внесет ясность, снимет тягостный груз с плеч, вернет ему душевное спокойствие.
Но сейчас все было абсолютно бессмысленно.
И не успел он об этом подумать, как один из кусков мяса с шерстью будто ожил.
Под пальцами Дункана появились знакомые очертания.
Затаив дыхание, Дункан нагнулся над ним, не веря своим глазам, даже не желая им верить, в глубине души надеясь, что они обманули его.
Но глаза его не обманули. Ошибиться было нельзя. Кусок мяса обрел форму детеныша крикуна — ну, может, не детеныша, но миниатюрного крикуна.
Дункан откинулся назад и покрылся холодным потом. Он отер окровавленные руки о землю. Он спрашивал себя, чем же были другие куски, лежавшие у огня.
Он попытался придать им форму какого-нибудь зверя, но это не удалось. Они были слишком изуродованы пулями.
Он собрал их и бросил в огонь. Потом поднял ружье и обошел костер, уселся спиной к стволу, положив ружье на колени.
Топоток маленьких лап, вспомнил он, словно тысячи деловитых мышат разбегаются по кустам. Он слышал их дважды. Один раз ночью у водоема и сегодня ночью снова.
Что же такое Цита? Разумеется, она не имеет ничего общего с обычным зверем, которого он считал, что выслеживает.
Зверь-муравейник? Симбиотическое животное? Тварь, принимающая различные формы?
Шотвелл, который в таких делах собаку съел, может, и попал бы в точку. Но Шотвелла здесь нет. Он остался на ферме и, наверно, беспокоится, почему не возвращается Дункан.
Наконец сквозь деревья просочился рассвет — мягкий, рассеянный, туманный, зеленый, под стать пышной растительности.
Ночные звуки затихли и уступили место звукам дня — шуршанию невидимых насекомых, крикам скрывающихся в листве птиц. Где-то вдали возник гулкий звук, словно пустая бочка катилась вниз по лестнице.
Легкая прохлада ночи быстро растаяла, и Дункана обволокла влажная жара, безжалостная и неутомимая.
Идя кругами, Дункан нашел след Циты в ярдах ста от костра.
Зверь уходил быстро. Следы глубоко вминались в почву, и расстояние между ними увеличилось. Дункан спешил как только мог. Хорошо бы припустить бегом, чтобы не отстать от Циты, потому что след был ясно виден и свеж.
Но это было бы ошибкой, сказал себе Дункан. Слишком уж свежим был след, слишком ясным, словно животное старалось вовсю, чтобы человек его не потерял.
Он остановился, спрятался за ствол дерева и стал разглядывать следы впереди. Его руки устали сжимать ружье, и тело было слишком напряжено. Он заставил себя дышать медленно и глубоко. Он должен был успокоиться. Он должен был расслабиться.
Он разглядывал следы — четыре пятипалых углубления, потом широкий промежуток, затем снова четыре пятипалых следа. И земля в промежутке была ровной и девственной.
Пожалуй, слишком уж ровной. Особенно в третьем промежутке. Слишком ровной, и в этом было что-то искусственное, словно кто-то разглаживал ее ладонями, чтобы заглушить возможные подозрения.
Дункан медленно втянул воздух.
Ловушка?
Или воображение разыгралось?
Если это ловушка, то, не остановись он у дерева, он бы в нее угодил.
Он ощутил и нечто иное — странное беспокойство, и поежился, стараясь разгадать, в чем же дело.
Он выпрямился и вышел из-за дерева, держа ружье наизготовку. Какое идеальное место для ловушки, подумал он. Охотник смотрит на следы, а не на промежуток между ними, так как это ничейная земля, ступать по которой безопасно.
Ты умница, Цита, признал он. Умница Цита!
И тут он понял, чем вызвано ощущение беспокойства. За ним следили.
Где-то впереди затаилась Цита. Она смотрит и ждет. Она взволнована ожиданием. Может быть, она даже еле сдерживает смех.
Он медленно пошел вперед и остановился у третьего промежутка между следами. Площадка впереди была ровнее, чем ей следовало быть. Он был прав.
— Цита! — позвал он.
Голос прозвучал куда громче, чем ему хотелось, и он застыл, смущенный этим звуком.
И тогда он понял, почему голос его звучал так громко.
Это был единственный звук в лесу.
Лес внезапно замер. Замолчали птицы и насекомые и вдалеке пустая бочка перестала катиться по лестнице. Даже листья замерли, перестали шуршать и бессильно повисли на стебельках.