Одинокий путник - страница 35

Лешек спрыгнул вниз вслед за ним.

– Дедушку подняли? – хозяин заглянул за угол печи.

Неподвижного старика двое мальчиков осторожно пересаживали на пол – он улыбался, морщил лицо и что-то шептал.

– В сундук полезай, – велел хозяин Лешеку, – ребята дырку проковыряли, пока ты спал, теперь не задохнешься.

Лешек, спросонья не очень хорошо соображая, повиновался. Сверху на него кинули его полушубок, шапку и сапоги, а потом накрыли подушками и множеством сложенного белья – не иначе, приданым дочерей.

– Ну, теперь главное, чтобы копьем не ткнули, – выдохнул хозяин и захлопнул тяжелую крышку.

В сундуке было пыльно, душно и жарко. Лешек слышал, как сверху уложили старика, который шутил и посмеивался над своими шутками. Впрочем, ребятишки смеялись вместе с ним. Лешек прижался губами к еле заметной дырочке, но быстро отказался от такого способа дышать – это могли услышать снаружи.

Тяжелый топот монахов ни с чем нельзя было перепутать. Сколько их вошло в дом, Лешек сосчитать не смог, но не меньше троих.

– Это что за погань у тебя? – спросил монах, и Лешек услышал глухой удар куда-то вверх.

– Так… отец дом строил, – ответил хозяин, – давно еще.

– Срежь.

– Как скажешь.

– Развели тут бесовщину. Почему иконы нет в красном углу?

– Чтоб не запылилась. Вот, в полотенце завернута.

– Чтоб не запылилась, протирать надо чаще. Ладно, не за тем пришли. Всех, и малых и старых, сажай на лавку вот сюда. Если кого найду, живы не будут, понял?

– Так дедушка у нас… Немочный, не встает уж два года как.

– Дедушку поднимай тоже. Сказал – всех.

– Как скажешь.

От духоты потихоньку плыла голова, а сердце, напротив, стучало в груди тяжело и громко. Он слышал, как семья рассаживается на лавках, как с сундука снова поднимают дедушку, как топают монахи, заглядывая во все углы и проверяя копьями темные места, куда не дотягивались руки.

– Авда! – крикнул кто-то, выглянув в дверь на улицу. – Иди смотри.

Брат Авда. Лешек его запомнил, и тот тоже наверняка запомнил Лешека. Да, хорошо, что он не предложил притвориться старшим сыном хозяина, – его бы все равно узнали.

Крышка сундука над ним распахнулась, стукнувшись о печку; Лешек задержал дыхание: казалось, что белье подпрыгивает над ним от слишком сильных ударов сердца.

– Дяденька! Не порть моего приданого! – вдруг услышал он отчаянный девичий крик. – Я его пять лет вышивала, и пряла, и ткала сама!

Лешек зажмурился: наверняка монах собирался проткнуть белье копьем. Насквозь бы все равно с первого раза не проколол – не такие острые у них копья. Но почувствовать под тканью тело мог бы. Монах громко хмыкнул и начал рыться в вещах руками, дошел до подушек, но поднимать их поленился и воткнул-таки копье в середину сундука. Девушка жалобно вскрикнула, но копье прошло в полувершке от поясницы Лешека, зацепив на нем рубаху. Он чуть не дернулся от испуга, а монах то ли пожалел девушку, то ли охладел к этому делу, кой-как примял белье ладонями и опустил крышку, которая, впрочем, не закрылась.

Авда долго не приходил, и вся семья сидела молча: Лешек слышал их тяжелые вздохи, и сопение малых, и скрип лавки под непоседливыми старшими.

– Ищите лучше! – раздался голос с крыльца. – Он здесь, его кто-то прячет. Везде ищите, и в выгребных ямах, и в колодцах!

Дверь захлопнулась, и по дому протопали тяжелые шаги.

– Кто хозяин? – рявкнул брат Авда, хотя мог бы догадаться и без вопросов.

– Ну, я хозяин, – с достоинством ответил крестьянин и поднялся – под ним заскрипели половицы.

– Если найду его у тебя сам, всех под батоги положу, и старых и малых. А ты мне его отдашь – получишь два мешка пшеницы, а на будущий год заплатишь только из четверти снопа.

Лешек сжал губы: два мешка пшеницы – и то очень высокая для крестьянина плата, а четверть снопа – вполовину меньше того, что монастырь собирал с крестьян за пользование землей. Слишком большой риск с одной стороны и слишком богатая плата – с другой. Если бы хозяин не устоял, Лешек простил бы его за это…

– Рад бы отдать, так ведь нету у меня никого, – ответил хозяин, недолго раздумывая.

– Смотри… – протянул Авда.

Монахи ушли нескоро, обыскав каждую пядь дома и двора: Лешек думал, что задохнется. Но как только за монахами задвинули засов на воротах и накрепко заперли дверь, ребята тут же кинулись разрывать над ним белье и вытаскивать подушки.