Одиссея - страница 15

Так я вернулся домой, милый сын, и с тех пор я не знаю,

[185] Кто из ахейцев спасён, а кого нам оплакивать нужно.

Слухи же, что от других слышал я, здесь живя, в своём доме,

Вправе ты знать, их тебе расскажу, ничего не скрывая.

Вот, говорят, что домой мирмидонцы пришли, копьеборцы;

Слышали мы, славный сын Ахиллеса великого – с ними.

[190] Также вернулся домой Филоктет, сын Поянта прекрасный.

Идоменей в Крит привёл всех соратников, что уцелели

После войны, никого у него не похитило море.

А об Атриде и к вам, в землю дальнюю, верно, дошли уж

Слухи, как был умерщвлен он Эгистом, когда в дом вернулся.

[195] За преступленье потом и Эгист поплатился жестоко.

Счастье, когда умный сын у погибшего мужа остался!

Он отмстил за отца: им лукавый Эгист умерщвлён был,

Тот, кем коварно убит был его многославный родитель!

Вот и тебе, друг, – ведь ты, вижу я, и высок, и прекрасен, –

[200] Нужно отвагу иметь, чтоб в потомках жила твоя слава!».

Так отвечал Телемах, рассудительный сын Одиссея:

«О мудрый Нестор Нелид! Ты – великая слава ахеян!

Да, он жестоко ему отмстил. И в ахейском народе

Сложатся песни о нём, будет слава ему у потомков.

[205] О, если б силой такой и меня одарили бы боги,

Чтобы я так же, как он, отмстил женихам за их наглость!

Столько мне горя от них, столько зла они вновь замышляют!

Только вот счастья, увы, ниспослать не судили такого

Боги ни мне, ни отцу. И удел мой отныне – терпенье».

[210] Так Телемаху в ответ говорил Нестор, всадник геренский:

«О друг, напомнил ты сам мне об этом. К нам слухи доходят,

Как посещают ваш дом женихи твоей матери милой,

И как бесчинствуют в нём, беззакония делая много.

Но мне скажи: сносишь всё добровольно ты, или в народе

[215] Ты ненавистен своём и гоним по внушению бога?

Кто может знать, вдруг отец твой вернётся и всех перебьёт их,

Страшно за зло отомстив, – лично сам, или кликнет ахеян…

О друг, когда б и тебя полюбила Афина Паллада

Так как любила она Одиссея, заботой окутав

[220] В крае троянском, где мы много бед претерпели, ахейцы!

Нет, я не видел ещё, чтоб в любви боги так открывались,

Как Одиссею всегда помогала Афина открыто!

Если бы так же и ты ею был и храним, и возлюблен, –

Многие из женихов даже думать забыли б о свадьбе».

[225] Так отвечал Телемах, рассудительный сын Одиссея:

«О старец! Думаю, то, что сказал ты, свершиться не может:

Слишком великая честь для меня, даже в трепет приводит.

То ни по воле моей, ни по воле богов не случится».

Но тут сказала ему светлоокая дева Афина:

[230] «Странная речь, Телемах, у тебя изо рта излетела!

Бог, если хочет, легко защитит нас и в дали далёкой.

Я предпочел бы скорей много вытерпеть в странствиях бедствий,

Но возвратиться домой, чем в пути своём, бедствий избегнув,

В дом возвратиться, чтоб в нём пред своим очагом вдруг погибнуть,

[235] Как Агамемнон, что пал от коварства жены и Эгиста.

Только от смерти, увы, даже боги не в силах избавить,

Пусть и любимца, когда час назначен и жребий уж выпал.

В руки идёт он тогда к навсегда усыпляющей смерти».

Так ей сказал Телемах, рассудительный сын Одиссея:

[240] «Ментор, не станем о том говорить, хоть и горько на сердце.

Нет уж надежды на то, что увидим его день возврата.

Черную участь и смерть для него приготовили боги.

Я же с вопросом другим хочу к Нестору вновь обратиться,

Так как из смертных он всех справедливей, честней и мудрее.

[245] Был, говорят, он царём трёх подряд поколений народа.

Образом светлым своим он подобен бессмертному богу!

О мудрый Нестор Нелид! Ты скажи, не скрывая, всю правду:

Как умерщвлён был Атрид Агамемнон пространнодержавный?

Где был тогда Менелай? И какое же средство придумал

[250] Хитрый Эгист, чтобы смог умертвить он того, кто сильнее?

Или ещё не достиг Атрид Аргоса, был на чужбине,

Меж чужаков, и его этим он на убийство отважил?»

Так Телемаху в ответ говорил Нестор, всадник геренский:

«Всё я тебе, милый сын, расскажу откровенно, чтоб знал ты.

[255] Подлинно было всё так, как и сам ты себе уж представил.

Но, если б только застал в доме брата Эгиста живого,

Царь русокудрый Атрид Менелай, возвращаясь из Трои, –

То погребальный курган над убитым никто не возвёл бы: