Одна безмолвная ночь - страница 57

— Я знаю. — Он хотел заставить ее забыть прошлое. Снова завоевать ее доверие. Мысль обо всех тех годах, что они провели врозь, тогда как могли бы быть вместе, убивала его. Потому что он по собственной глупости все потерял.

Первый шаг дочери. Первое увлечение. Ее свадьбу, рождение и смерть внука, которого никогда не знал. Он должен был быть с ними, чтобы защитить.

Он обещал.

Возможно, это его наказание за обет, данный перед богами, который он не сдержал. Видеть их сейчас и понимать, что потерял навечно.

Но у него все еще оставалась надежда. Он не мог просто уйти, даже не попытавшись спасти то, что однажды было разрушено.

— Скажи, что мне сделать или сказать, чтобы заслужить твое доверие?

Ее глаза наполнились мукой, как и его душа.

— Я не знаю, Страйкер. Время меня ожесточило.

Он фыркнул:

— Тебя? Не ты убила собственного ребенка за простой поступок. — Стоило представить лицо Юриана, и совесть его терзалась от горя и гнева. Но это ничто по сравнению с виной за то, что сделано. — Ты говорила о людях, убивших твоего зятя, тогда как я — тот, кто убил жену Юриана. Забрал у своего ребенка то единственное, что он любил больше, чем весь мир. Что же я за сволочь?

Он стал подобием собственного отца, и ненавидел это сильнее всего. Если бы он только мог вернуться и все исправить.

Зефира откинула прядь волос с его глаз.

— Почему?

Вопрос сложный, как сама Вселенная, он все еще пытался разгадать причины, побудившие его превратиться в монстра, которым он так старался не стать.

— Она была одним из потомков Аполлона по атлантийской линии. Потомок моих сводных сестер-аполлитов. Веками я охотился на них и убивал, чтобы приблизить отцовскую смерть. Пока живут они, жив и он. Он проделал с их родом то же, что и с моим… связал воедино свою и их жизненные силы — но в отличие от меня и моих потомков они так и не стали даймонами, их связь — не в пример моей, разорванной — сохранилась. А после того, как он обошелся со мной и тобой, я жаждал его смерти.

Страйкер стиснул зубы, чувствуя, как им овладевают первобытные эмоции, и он жаждет почувствовать вкус крови отца за все.

— Все, что я помню из детства, — это отца, который души не чаял в моих сестрах, особенно в старшей, и как много раз он повторял, что она должна быть его законной наследницей вместо меня. Неважно, как сильно я старался, я никогда не был достаточно хорош для него. Оглядываясь назад, я не понимаю зачем пытался ему угодить, может потому, что у меня не было любящей матери, и я надеялся, что он сможет меня полюбить. Вот почему я и Сатара были… ну, близки так, как могут быть близки две гадюки. Ее мать была человеком, не аполлитом, поэтому для него она тоже оказалась недостаточно хороша. Для него она была единственным человеком хуже меня. — Вот еще почему он так ненавидел Аполлими. В конце концов, он был для нее не более хорош, чем для своего отца.

Она по-прежнему предпочитала ему Ашерона несмотря на то, что тот пошел против ее желаний, защищая людей, которых она хотела уничтожить. Тогда как он, Страйкер, верно ей служил.

Хоть раз за все время своего существования он желал быть достаточно хорошим для кого-то. Иметь рядом человека, готового пойти на жертву ради него.

Но это было невозможно.

— Когда я узнал, что Юриан за моей спиной женился на одной из них, то взорвался. Я не видел отголосков прошлого в своей жажде нанести удар и причинить боль тому, кого должен защищать. — Страйкер встряхнул головой. — Вот такой я ублюдок.

Зефира не стала комментировать. Вместо этого она взяла его руку в свои ладони и окинула его внимательным взглядом.

— Почему ты не рассказал мне об этом, когда мы были женаты?

Страйкер взглянул вниз, на их переплетенные пальцы, и ощутил прилив сил от осознания того, что Зефира не оттолкнула его в отвращении. Он никогда и никому так не открывал душу. И удивлялся, почему делает это теперь.

Но он знал. Она была его сердцем, и ему не хватало этого жизненно важного органа.

— Мне было стыдно. Ты была так впечатлена моим происхождением, и я не хотел, чтобы ты знала правду о том, что мой отец думает обо мне на самом деле. Я не хотел, чтобы хоть кто-нибудь знал об этом. Мне нравилось делать вид, что я любимый сын, которому суждено осуществить его грандиозные планы.