Одна на миллион - страница 7
— Быстро же распространяются новости, — пробурчала она, с тоской представляя реакцию матери. — Кто еще в курсе?
— Только я и папа.
Успокоенная этим Оливия соизволила ответить на поставленный вопрос:
— Нет, Эштон, мне совсем не до шуток. Я уже поменяла билет на самолет и утрясла все организационные вопросы. Я уезжаю, как и планировала, в понедельник.
— У тебя истерика! — выпалил Эштон.
— ?
— А иначе ты никогда бы не приняла этого идиотского решения. Подумать только — отправиться в Аргентину! Неизвестно куда и неизвестно к кому! Оригинально, ничего не скажешь! Я понимаю, ты расстроена из-за того, что с Мелом все так получилось, но нельзя же вообще с ума сходить…
— Ты ошибаешься, Эштон, этот сукин сын не имеет никакого отношения к моему решению отправиться в Аргентину!
— Оливия!.. — воскликнул Эштон, шокированный ругательством. Он не привык слышать подобные высказывания из уст сестры.
— Черт, мне нужно было назвать его по-другому, но благовоспитанным леди произносить такие слова не положено!
— Вот именно, — торопливо поддакнул Эштон. — Я вовсе не это имел в виду, Ливи! — Он быстро осознал свою тактическую ошибку и неверную интонацию, взятую для разговора, и попытался проворно загасить костер, который сам же неосмотрительно раздул.
— А что ты имел в виду?
— Я хотел сказать… э-э-э… — Эштон замолчал, нахмурился и попытался подобрать слова, которые не разозлят его сводную сестру.
Если весь мир и заблуждался насчет ее темперамента, то Эштон никогда не обманывался. Оливия терпеливо ждала, пока он справится с непосильной задачей — предельно ясно выразить свою мысль и при этом не довести ее до белого каления.
— Я хочу сказать, что ты приняла это решение спонтанно, не продумав возможных путей развития ситуации.
Оливия негодующе фыркнула. С Эштоном она могла быть самой собой: не притворяться и не сдерживаться.
— Я всю жизнь планирую, Эштон. В детстве я планировала стать ветеринарным врачом, жить в сельской местности и лечить коров. Потом я планировала жить в другом городе. Еще неделю назад я планировала выйти замуж за Мела, нарожать ему кучу детишек и быть счастливой до конца дней своих. И, посмотри, что со всем этим стало?! Хватит планов, Эштон, иногда нужно действовать без основательных раздумий и долгосрочных программ. Может быть, в этот раз мне повезет больше.
— Извини, я не думал, что все так далеко зашло, — пробормотал он, и Оливия едва сдержала порыв яростно потереть защипавшие глаза.
Напоминание Эштона об экс-женихе снова заставило ее почувствовать себя обманутой и уязвленной. Эштон деликатно стал смотреть в сторону.
— Ливи, может, все-таки стоит обдумать эту поездку получше? — почти жалобно протянул он уже без надежды повлиять на решение. — У меня не очень хорошие предчувствия.
— Точно такие же, когда мы потоптали цветник у соседей? Или наподобие тех, что обуревали тебя, когда ты подрался с Престоном, разорвал свой новый костюм и боялся получить нахлобучку от мамы? — попыталась его развеселить Оливия, но Эштон даже не улыбнулся.
Внезапно Оливия вспомнила про отсутствие в багаже дорожного фена и, не теряя времени, отправилась за ним. Эштон поплелся следом. Если бы Оливия не была так напряжена и взволнована предстоящей поездкой, она смогла бы взглянуть на все с присущим ей юмором и сравнить их хождение с детской игрой в «паровозик». Она схватила фен, смахнула попутно в сумку несколько изящных флаконов и для виду крепко задумалась над тем, взять ли любимый сундучок с косметикой от Шанель или ограничиться дорожным набором. Оливия надеялась, что за это время Эштон забудет про все свои дурные предчувствия… Но не тут-то было.
— Оливия, ты меня слышишь? — воззвал застрявший в дверном проеме Эштон к ее спине.
Оливия обернулась.
— Я тебя отлично слышу, — проинформировала она брата и едва не скривилась при виде явного огорчения на его лице. Эштон выглядел так, словно у него мучительно ныл зуб.
— Оливия…
— Эштон, со мной все будет в порядке. И мне бы хотелось услышать от тебя слова поддержки и понимания. Ну же, малыш, пожелай мне удачи!
«Малыш» Эштон — рост шесть футов три дюйма и атлетическая фигура греческого божества — попытался придать лицу выражение, которого от него ожидала Оливия — единственная, кто имел право называть Эштона малышом. И это как всегда сокрушающе действовало на его силу воли. Проще говоря, когда сестра называла его «малышом», да еще особым, мягким голосом, он был согласен на что угодно. Даже разбиться в лепешку. Именно поэтому сейчас Эштон собрал всю волю в кулак и улыбнулся.