Однажды утром его повесят - страница 3

— Считает его богом, — предположил Кэмпион.

Кенни покачал головой.

— Ей не важно, бог он или нет, — грустным голосом произнес он. — Как бы то ни было, мистер Кэмпион, несколько недель назад они обратились к миссис Киббер с просьбой разрешить им занимать пару комнат на верхнем этаже. Наверное, это была идея девушки. Такие, как она, до сих пор верят, что свой своему поневоле друг. Она заставила парня написать ей. Старуха ответа не дала, но пригласила их обоих на ужин вчера вечером. Приглашение было послано две недели назад, так что, как видите, с распростертыми объятиями она их не ждала. Ее компаньонка рассказала, что она собиралась устраивать вечеринку. Нужно было достать и почистить серебро, перемыть лучший фарфор и так далее. В этом доме все было не просто и не по-домашнему! — воскликнул он с таким видом, будто это его оскорбило. — Когда они приехали, естественно, произошла громкая ссора.

— На словах или со швырянием посуды?

Кенни на миг задумался.

— Можно сказать, и так, и так, — медленно произнес он. — Вообще это была довольная странная перебранка. Я слышал ее описание из двух источников: от девушки и от компаньонки. Мне кажется, что они обе хотят говорить правду, но все это их слишком потрясло. Они обе сходятся на том, что все начала миссис Киббер. Она дождалась, пока на столе остались три апельсина и здоровенный вустерский десертный сервиз, после чего ее словно прорвало. Основными темами ее монолога были бесстыдство молодежи, которая готова стариков в могилу согнать, лишь бы поскорее наследство присвоить, ну и прочее в том же духе. Потом она однозначно дала понять, что у них нет ни единой надежды получить то, что они хотели, и заявила, что ей все равно, где они будут спать, хоть на улице, но на свою драгоценную мебель она их не положит. Нет никакого сомнения, что она была очень раздражена и несправедлива.

— Несправедлива?

— Можно сказать, вспыльчива. В конце концов, она ведь хорошо знала племянника. В детстве он не раз приезжал и жил у нее. — Кенни заглянул в блокнот. — Потом Вудраф тоже потерял терпение. Если верить его показаниям, которые он дал сегодня с самого начала, рано утром, то он побледнел, ничего не сказал и почувствовал себя так, будто «накалился добела»… Если я понятно выражаюсь.

— Полностью понятно. — Мистер Кэмпион с интересом смотрел на инспектора. Для него стало открытием, что Кенни был способен на человеческие чувства. — Потом он, очевидно, выхватил пистолет и застрелил ее?

— Господи, нет! Если бы он это сделал, он бы сейчас уже в Бродмуре^>[53] показания давал. Он просто встал и спросил ее, не осталось ли у нее чего-то из его вещей, и если остались, то он их заберет, чтобы больше не доставлять ей неудобств. Похоже, что, пока он лежал в госпитале, какие-то его вещи послали ей как ближайшей родственнице. Она ответила, что у нее есть кое-что, лежит в тумбочке для обуви. Мисс Смит, компаньонку, послали принести, и она вернулась со старой офицерской сумкой, обожженной с боков и грязной. Миссис Киббер предложила ему заглянуть в сумку и проверить, не обокрала ли она его, что он и сделал. Конечно, среди рваных военных рубашек и старых фотографий он первым делом заметил пистолет и патроны к нему. — Инспектор замолчал и покачал головой. — Не спрашивайте, как он туда попал, вы же знаете, что во время войны в госпиталях творилось. Миссис Киббер продолжала над ним насмехаться, а он в это время стоял и рассматривал пистолет, а потом и стал заряжать, почти не слушая ее. Можете себе эту сцену вообразить?

Кэмпион мог. Ему живо представилась красивая и, возможно, немного тесная комната, он увидел нежный блеск фарфора и гордое, насмешливое лицо женщины.

— После этого становится еще интереснее, — сказал Кенни. — Тут обе версии тоже сходятся. Миссис Киббер рассмеялась и сказала: «Что, застрелить меня хочешь?» Вудраф на это ничего не ответил, только положил пистолет в карман, потом закрыл сумку и сказал «до свидания». — Тут он на секунду задумался. — Обе свидетельницы говорят: после этого он сказал что-то насчет того, что «солнце уже зашло». Не знаю, что это значит. Может быть, обе женщины просто не расслышали. Сам он ничего не объясняет, говорит, не помнит, чтобы такое произносил. Но потом он вдруг взял со стола одну из любимых тетиных фарфоровых ваз и просто уронил ее на пол. Она упала на ковер и не разбилась, но старую миссис Киббер чуть удар не хватил. После этого жена увела его домой.