Однажды в Африке… - страница 10

Комлев быстро прошел все формальности, так как рейс у него был транзитный, и ему даже повезло с пересадкой: нужный самолет внутриафриканской авиалинии отправлялся всего через пару часов. Усатый чиновник в мундире цвета хаки и с продольными шрамами-полосами на темно-бурых щеках не попросил его открыть чемодан и не пожелал заглянуть в дорожную сумку Комлева, где лежала книжка Нгора, а просто кивнул ему в сторону выхода.

Комлев слонялся по залу, выпил холодного «верблюжьего» пива, и оно оказалось никак не хуже других известных ему марок, хотя большим знатоком пива он себя не считал. Он вышел наружу и с интересом приглядывался к окружающей жизни, ограниченной аэропортом и прилегающим пространством. Конечно, чтобы хоть как-то судить о стране, этого было явно недостаточно. Слабый горячий ветер шуршал в редкой и жесткой на вид листве деревьев и колыхал ветви пальм. В знойном небе с ленивой грацией парили птицы, похожие на коршунов. Впрочем, они и были местными коршунами. Мужчины были одеты в длинные светлые рубахи с круглым вырезом у шеи и с высокими тюрбанами на голове, другие обходились обыкновенной рубашкой и шортами. А вот костюм здешних женщин описать было сложнее. Они, похоже, обматывали себя длинной белой тканью, которая охватывала все тело от самых щиколоток и была затем накинута на голову.

У высокого полицейского с таким же темным лицом, как у Нгора и его спутников, была куртка и шорты бежевого цвета, черные башмаки и обмотки на ногах, а голову венчала широкополая черная шляпа с заломленным левым краем. На отвороте был красный ромб, а на нем большой медный слон.

Подъезжали и отъезжали желтые такси с зеленой полосой, их водители, словно униформу, носили традиционные рубахи и тюрбаны. Здесь уже начиналась Черная Африка.

Комлеву предстоял еще один перелет. Самолет был местной, внутриафриканской, линии и большими удобствами не отличался. Почти все пассажиры теперь были темнокожими. Считанные белые лица заметно выделялись в салоне, и их владельцы смущенно переглядывались с несколько оторопелым видом людей, отмеченных какими-то не украшающими их физическими особенностями, почти недостатками. Все бортпроводницы были африканки, их коричневые лица слегка блестели, как поверхность каштана, только что вынутого из кожуры. Комлев с рассеянной озадаченностью подумал, что теперь такие лица он будет видеть постоянно, и не будет ли он ощущать какую-то свою чужеродность и даже неуместность в этом необычном для него мире?

Самолет прибыл в Лилонгве с опозданием и уже ночью, из-за долгой стоянки в Китури. Это было где-то в соседней с Бонгу страной. По самолетной трансляции шли какие-то маловразумительные объяснения на странно звучащем английском. Обращаться же с вопросами к своим новым соседям Комлев не решился. Это говорило бы о том, что он, белый, неодобрительно относится к африканскому произношению и даже как бы отказывается понимать его. Всем роздали по несколько бананов и апельсинов и еще по пачке сухого печенья с сыром. Авиакомпания сочла себя виновной в задержке рейса и поэтому за ее счет пассажиров устроили в городской гостинице. Автобус быстро промчался по слабо освещенным улицам, а за окном мелькали вывески магазинов, рекламные щиты, ряды пальм вдоль улиц и памятники неизвестно кому на небольших площадях. Эта ночная поездка по чужому городу была похожа на быстрое перелистывание незнакомой книги с картинками в полутьме — занятие, которое иногда усиливает интерес к прочтению книги.

Через полчаса Комлев уже стоял на балконе своего номера и с немного опасливой вопросительностью глядел на ночные огни города, где ему теперь предстояло находиться долгое время. А узнал он о его существовании не так уж давно, случайно услышав по радио сообщение о том, что в этом городе происходило нечто, уж никак не создающее ему рекламы. С улицы тянуло тепловатой сыростью, разогретым камнем и целым букетом незнакомых запахов. Даже запах выхлопных газов здесь чем-то отличался.

Гостиница его называлась «Стэнли» в честь того самого Генри Мортона Стэнли, которого одни называют знаменитым путешественником, другие, особенно на родине Комлева, пособником колонизаторов. Комлев считал, что в нем, видимо, было и от того, и от другого. Эта гостиница была построена еще в колониальные времена, в ней, как он узнал, останавливались гости в основном из неафриканских стран, и порядки в гостинице до сих пор сохранялись английские. В семь тридцать, например, в номер вносили поднос с крепким чаем и горячим молоком, а в девять всем обязательно подавали английский завтрак: яичницу с ветчиной, овсянку и апельсиновое варенье к гренкам и кофе в конце. Позавтракав таким образом по-английски, Комлев сразу же отправился по делам. Было еще не жарко, уличные подметальщики лениво шаркали метлами из каких-то странных колючих прутьев, а с ними вяло переругивались лежащие на циновках прокаженные, на которых не хотелось, но почему-то тянуло смотреть. Они, видимо, еще с ночи занимали наиболее выгодные места для сбора подаяний. Пахло чем-то сладковато-пряным, странные голоса птиц с безмятежной старательностью выпевали свои утренние обязательные номера. Шум машин на улицах их пока не заглушал.