Однажды в Калифорнии - страница 58
– Опять? – спросила она. – Мы об этом уже говорили, не надо трогать меня во время работы, Серхио. Тебе некуда излить либидо? Извини, но ничем помочь не могу.
– Либидо… Дженнифер, я соскучился. Не могу думать ни о чём, кроме тебя. И знаешь… – Серхио замолк, – Я хочу чтобы ты наконец поняла, как я стараюсь для тебя. Ни для кого не старался так. И никто не был мне важен так, как ты. Хочу… Не знаю. Хочу чтобы у нас с тобой было что-то общее. Только для нас двоих.
Дженнифер вздохнула и, аккуратно высвободившись из рук, всё-таки улеглась у него на груди. Она долго молчала, и Серхио уже ожидал услышать очередную шпильку, когда Дженнифер сказала неожиданно спокойно:
– Знаешь, иногда и я этого хочу. Но мне не везёт… скажем, в любви. Потому что я обычно влюбляюсь не в тех, в кого стоит влюбляться. Мне кажется, я и без того подпустила тебя ближе, чем кого-либо ещё. Я не хочу быть слабой.
– Ты лжёшь. Тогда ты не искала бы тех, кто сильнее тебя.
Дженифер со злостью посмотрела на него, но потом как-то резко успокоилась.
– Может быть, и лгу, – признала он. – Может, я и правда хочу, чтобы рядом был тот, кто сильнее меня. Хочу почувствовать защиту. Не знаю, может я говорю совсем не те слова… Но других у меня нет.
– Я защищу тебя. В любом случае, – Серхио притянул её поближе и поцеловал.
– Я надеюсь, – Дженнифер подула на губы, уже отстранившиеся от её губ, и чуть заметно улыбнулась, – потому что я уже поверила тебе.
***
Почти всю неделю Дженнифер вживалась в сценарий и вяло переписывалась с Эванджелисти, проверяя границы своей свободы. Границы оказались не так уж далеко отставлены – но вполне приемлемы. Писатель не упирался в сюжетные ходы, но требовал достоверности характеров. Идею с любовной линией он воспринял скептически, но обещал подумать.
В четверг Дженнифер выбралась на первое выступление Серхио в ресторане Памеллы – к радостному удивлению мексиканца, её даже не пришлось уговаривать. Однако, уже на месте Дженнифер поняла, что идея не очень хороша, а к концу мероприятия в конец лезла на стенку.
– Тебе понравилось? – спросил Серхио, когда они уже подходили к машине. Мексиканец чуть ли не дрожал от возбуждения, и это Дженнифер понравилось ещё меньше.
– Не очень, – сухо ответила Дженнифер и открыла дверцу, но сесть не успела.
Серхио поймал её за руку и развернул лицом к себе. Выглядел он обиженным.
– Да нет, – Дженнифер вздохнула, – я не про то. Песни классные. И голос у тебя… Просто уносит. Если кто-то в этом чёртовом городе и должен петь, то это ты.
Серхио продолжал внимательно смотреть на неё. Кислая мина американки не давала даже порадоваться комплименту.
– Ну… Серхио, просто… Все женщины смотрели на тебя.
– Да ла-адно… – протянул Серхио и наконец улыбнулся до ушей, – а как же свободные отношения?
– Я потому и предлагала свободные отношения, что ясно было с самого начала – птичку в клетке не удержишь. Я же всё понимаю, Серхио.
Серхио притянул её вплотную и, уткнувшись носом в волосы над ухом, прошептал:
– Меня не надо удерживать. Я хочу только тебя.
Дженнифер не ответила. Только поцеловала его легонько и шмыгнула в машину.
Пятничное же выступление Дженнифер пропустила – долго, правда, извинялась, так что Серхио и сам не стал настаивать. Обещал позвонить и уехал – а Дженнифер осталась одна – доводить последний ролик из тех, что она взялась делать у Пауэра.
Около десяти часов в дверь позвонили.
Дженнифер, сидевшая на диване с ноутбуком, замерла и подняла бровь. У Серхио не было привычки звонить, а больше никто ей сюрпризы делать не любил.
Урсула выглянула из соседней двери и вопросительно посмотрела на хозяйку, но Дженнифер лишь мотнула головой, отправляя её восвояси.
Урсула скрылась, а сама она отложил ноутбук и встала. Подошла к двери и спросила:
– Кто там?
– Открывай.
Дженнифер вздохнула и, развернувшись, откинулась спиной на стену. Голос Пауэра не признать было невозможно.
– Джеймс, ты пил?
– Я с тобой поговорить хочу.
– Ну, говори.
– В глаза тебе посмотреть.
– Точно, пил.
– Тля, Дженнифер, или открывай, или я дверь высажу.
– Подожди секунду, я наберу полицию, – говоря последние слова, Дженнифер, скорее, блефовала. Джеймс, конечно, мог быть хамом, но границ закона не переступал – до сих пор.