Однажды весной в Италии - страница 14
Но Луиджи покачал головой, давая понять, что не согласен с Гельмутом. Он был бледен, под глазами у него залегли коричневые круги. Что касается маркизы, которая до сих пор сидела в своем кресле неподвижно, как манекен, такая нелепая, с подведенными веками и набеленными щеками, то Сандра увидела, как она вдруг встала и хриплым голосом, будто у нее что-то застряло в горле, произнесла:
— В глазах всех людей — кроме нацистов, разумеется, — христианство имеет хотя бы ту заслугу, что оно провозглашает великую истину: любая человеческая жизнь священна. — Наступила тишина. В эту минуту в камине громко затрещали поленья. — И это, — злой взгляд на Гельмута, — поверьте мне, заслуга немалая.
Ни с кем не попрощавшись, она направилась к лестнице. Луиджи последовал за ней, чтобы помочь подняться, мать движением руки отстранила его.
— Сожалею, — сказал Варнер-Вальтер, обращаясь к Сандре.
Опять воцарилась тишина, но уже более тревожная, прерываемая потрескиванием искр, вылетавших из камина.
— Прошу вас, извините, — сказала Сандра с очаровательной улыбкой, хотя в глубине души считала, что эта комическая сцена была удачной. Потом, подняв палец и требуя внимания, она спросила Сент-Роза: —Синьор Гуарди, если прикажут, вы сможете бомбить Рим?
— Конечно, — ответил он.
Сент-Роза, казалось, удивил ее вопрос: он стоял напротив Сандры, положив обе ладони на рукоятку трости.
— Вот видите! — с легкой иронией заметил Гельмут, обращаясь к Луиджи. — А ведь он итальянец и, как я полагаю, добрый католик.
Сандра взяла бутылку вермута и сама стала наполнять бокалы по кругу. Ее забавляла и нервозность мужа, и замешательство Сент-Роза, которое угадывалось за его невозмутимым видом. Лицо его чуть заострилось. Единственное, что она сразу в нем оценила, — это бархатистые печальные глаза. Она понимала, что из-за него пыталась разжечь этот спор в надежде на какую-нибудь слабость с его стороны, над которой можно будет потом поиздеваться. Но Сент-Роз вел себя сносно и, когда первые минуты волнения прошли, вполне овладел собой. Она подумала о том, как обернулось бы дело, если бы сейчас она, Сандра, бросила вызов прежде всего маркизе, чтобы лишить ее преимуществ этого чересчур театрального ухода, весьма сомнительного с точки зрения вкуса, и сказала бы немцам: «Послушайте, этот человек, который с вами сидит, — французский летчик, и мы его прячем. Когда он поправится, он уедет и снова будет сражаться против вас». Вероятно, этих нескольких слов было бы достаточно, чтобы все разом изменилось, кончилось наконец сонное однообразие этих дней, нарушился медлительный ход времени. И так как она слишком долго смотрела в сторону Сент-Роза, Гельмут вдруг обратился к нему.
— Вы ведь молоды, — сказал он. — Почему же вас не мобилизовали?
Все тот же резкий голос, лишающий довольно правильный итальянский язык, на котором он говорил, его обычной звучности.
— Когда поправлюсь, я вернусь в свою часть, — сказал Сент-Роз и концом палки показал на перевязанную ногу.
— В каких вы войсках?
— В авиации.
— Летный состав?
— Да.
— Ранены в бою?
— Нет. По оплошности, когда копался в своем саду.
В эту минуту Сандра почувствовала, как сладостный жар объял ее тело, хлынул к груди. Луиджи стоял возле нее, под самой люстрой, словно окутанный пеленой света, который струился из множества хрустальных подвесок и светящихся шариков, странно высветливших его веки, щеки, переносицу.
— Ах! — мечтательно сказал Варнер-Вальтер. — И мне очень нравилась авиация, больше всего истребительная.
Гельмут по-прежнему смотрел на Сент-Роза.
— И вы бы бомбили Рим, скажите?
— Он этого безумно хочет, — ответила Сандра, на этот раз понимая, что подобный диалог может плохо кончиться. — Он ведь родом из Неаполя, а все неаполитанцы нас ненавидят.
Рослый танкист перевел взгляд на Сандру и, видя, что она приближается к нему, улыбаясь и подмигивая, тоже решил улыбнуться. Потом взглянул на часы и быстро сказал:
— Уже поздно. Нам пора. Пожалуйста, извинитесь за меня перед пожилой дамой. Я вовсе не хотел ее обидеть.
— Я передам ей ваше сожаление, — сказала Сандра. — Но это не страшно.