Однажды весной в Италии - страница 45
— У него вы возьмете ключи, — сказала она.
Сент-Роз поблагодарил ее и попросил объяснить Луке, который скоро должен прийти, как добраться до района Париоли.
— Положитесь на меня.
Стройная и тонкая в своем длинном халате, она стояла около самой двери, гордо подняв голову: взгляд ее больших темных глаз, обращенных куда-то в пространство, был подобен взгляду мраморной статуи.
Привратник встретил Сент-Роза приветливо, правда, Сандра предусмотрительно вложила в свое письмецо тысячу лир. Привратник выглядел лет на шестьдесят. Он был худой, болезненно-бледный. Два его сына находились в тюрьме — один в Германии, другой в Тунисе. Особенно он опасался за того, которого вывезли в лагерь под Гамбургом. «Вы не представляете себе, что в этих местах вытворяют летчики. Они повсюду бросают зажигательные бомбы. Люди сгорают заживо, и спасти их невозможно». Привратник был настолько поглощен своим горем и своими заботами, что ему не было дела до нравственности Сандры, которая, без сомнения, полностью доверяла ему своего нового любовника.
11
— Фамилия, имя?
— Филанджери, Сальваторе-Чезаре.
— В ваших документах Чезаре стоит на первом месте.
— Я переставил, когда стал скульптором.
— Вы, значит, уже привыкли немного мошенничать.
Такое замечание по столь ничтожному поводу не только не обидело старика, но даже заинтересовало его. Комната пропахла клеем и дымом от сигарет без табака, которые недавно появились в продаже. На окнах висели занавеси из обтрепанных солдатских одеял. Все полки были завалены папками с наклеенными на них крупными цифрами. На столе лежали никелированные часы, секундная стрелка которых властно притягивала к себе взгляд Филанджери, как будто судьба его зависела от ее движения. Полицейский говорил с ним довольно мягко. У него было несколько асимметричное лицо, справа нижняя челюсть казалась более тяжелой, чем слева. Филанджери заметил также, что его надбровные дуги необычно выступают вперед, и ему захотелось посмотреть на полицейского в профиль. Само по себе это любопытство говорило о том, что, невзирая на обстоятельства, мозг его еще может думать о посторонних вещах.
— Скульптор?
— Да.
— Кому в наше время может понадобиться скульптор? — заметил полицейский без особой иронии.
— Похоже, — сказал Филанджери, — что человечество нуждается в художниках и героях.
— Еще больше оно нуждается в благопристойности.
Он счел излишним развивать эту мысль, но Филанджери показалось, что она подсказана полицейскому содержанием лежавшей перед ним бумаги. Он представлял себе озябших прохожих, автомобили, магазины, весь этот мир там, за окнами, за садом, заслонявшим улицу, далекий сейчас, как самая далекая планета. Кабинет, где он находился, был расположен, кажется, на четвертом этаже. Филанджери попал сюда из холодного подвала, в котором провел всю ночь еще с несколькими арестованными, а поднимаясь по лестнице, не сосчитал, сколько этажей прошел. Лежать в подвале пришлось на тонкой подстилке прямо на каменном полу, и теперь у него ломило поясницу. К счастью, на Филанджери был толстый свитер, и, хотя чемоданчик у него забрали, пальто ему все же оставили, и в этом заключалось его преимущество перед другими арестованными. Обращение с ним было не грубое. Очевидно, он попал в обычную полицию, а не в одну из таких, считавшихся более страшными организаций, как, например, фашистская милиция или итальянский эсэсовский легион.
— Кто звонил к вам в квартиру около одиннадцати часов?
— Спекулянт с черного рынка.
— Что он предлагал вам?
— Ничего. Увидев, что у меня гости, он сразу ушел.
— А вы его раньше знали?
— Нет. Он зашел ко мне впервые.
— Вы постоянно пользуетесь услугами этих людей?
— Да нет же.
— А сгущенное молоко и пачки сахара, которые нашли у вас на кухне?
— Я сказал, как они попали ко мне.
— Но ничем доказать не могли.
— Это легко проверить в Красном Кресте или в других организациях, я говорил об этом.
— А почему же вы объявили, что это был сосед, которому мешал шум из вашей квартиры?
— Боялся, как бы мои гости не подумали, что я поддерживаю связь со спекулянтами.
— Кроме того, у вас дома находилась одна подозрительная личность.