Одного поля ягодки - страница 3
Он пытался справиться с какой-то проблемой, в которой я совсем не разбиралась, так как проблема была связана с его драгоценным байком.
– Посмотри, какое чудо, – представила я на его суд мои сердечки.
Он бросил на них равнодушный взор и рассеянно кивнул.
– Угу, – пробормотал он, склоняясь опять над моим вечным соперником.
– А я вчера «Братьев Блюз» купила, – сообщила я, все еще надеясь привлечь его внимание.
– Угу, – снова кивнул он головой.
– Что? – переспросила я.
– Хорошо, – сказал Пенс.
– «И долго эхо вслед ему молчало», – вздохнула я и обиженно надулась. Покурила, чтобы не показать виду, до какой же степени я обиделась. И после этого поднялась.
– Ты куда? – спросил мой молчаливый до безобразия рыцарь.
– Дел по горло, – соврала я. – Мне пора домой.
– Я зайду попозже, – обрадовал он меня.
– Я спать хочу, – снова наврала я. – Поэтому сейчас дела переделаю и лягу спать. До завтра!
И прежде чем он успел отреагировать, я вышла из его «мотоубежища» и отправилась домой.
Вернее, поплелась, поскольку шла я медленно, пережевывая старательно свою обиду на все окружающее человечество, так некстати оставившее меня в одиночестве.
Дома было пусто и тоскливо. Впрочем, мне-то что жаловаться? Вот несчастный Пафнутий торчит в клетке сутки напролет, вот ему скучно…
– Так ведь, Пафни, мой маленький дружок? – спросила я попугая. Мне даже показалось – он вздохнул.
Я повесила перед ним красное сердечко и спросила:
– Ну и как? Нравится?
Пафнутий восторженно вытаращился на это яркое чудо и заходил вокруг с бормотанием: «Мило, мило…»
– Только мы с тобой понимаем красоту, Пафни, – вздохнула я. – Действительно, мило. Скоро к нам с тобой заявится Санта-Клаус с целой упаковкой кока-колы, и в наших сердцах поселится огромная детская радость.
Пока же радости у нас не было.
Я включила «бормоталку», то бишь приемник, и улеглась с книжкой в руках на кровать. «Огромное количество женщин именно так и проводит целые дни, – подумала я. – И не морщатся от неудовольствия…»
– Правда, у них от этакой скукотищи начинаются разные депрессии, – сказала я Пафнутию. – Некоторые из них и книжки не читают. Лежат себе перед теликом и всяких «Пакит» с «Селестами» наблюдают. Если честно, я бы и вовсе от такой жизни с рассудком простилась.
За окном продолжала развлекать прохожих метель. Кстати, определенный кайф мне все-таки поймать удалось. Там такие завывания, будто на улицу вылезли все на свете оборотни и вурдалаки, а я ничего себе устроилась – лежу теплым пледом закутанная и читаю. И до завтрашнего рабочего дня у меня – целая ночь. И, в конце концов, если мне станет скучно, я ведь могу позвонить своей новой знакомой Кате.
Может быть, она меня сможет отвлечь от печальных мыслей?
Вот – Катя мне расскажет о своей экзотической работе, а я ее утешу стихами Вийона. В конце концов, ей должны понравиться «Жалобы прекрасной оружейницы»!
Веки мои стали тяжелыми, и я закрыла глаза. Спать мне не хотелось – слишком блаженно я чувствовала себя под пледом с томиком Вийона, а сон означал приближение утра, и снова – работа, работа, работа!
И тем не менее сну удалось меня победить. Очень скоро я плыла в воздушном пространстве, на каком-то очаровательном, мягком и тепленьком облаке, неизвестно куда.
И неизвестно зачем…
Утро выдалось мрачным и тоскливым. Может быть, поэтому у меня и настроение сразу стало плохим? Кофе не помог – высыпав из банки остатки, я стала еще грустнее.
– От этакой тоски куда угодно сбежишь, – поделилась я с Пафнутием. – Даже на работу… Там и то веселее.
Пафнутий был занят своими колокольчиками, да и вообще он уже привык к одиночеству. Бедняга!
Я вздохнула.
Все привыкают к одиночеству. Даже попугаи. Люди тоже к нему привыкают. В один прекрасный момент Александра Сергеевна вот так проснется в серое и хмурое утро, и ни-ку-да ей не захочется. Нет вокруг человечества – и не надо! Переживем-с!
Однако работа ждала, и я, собравшись с силами, оделась и вышла навстречу непогоде и гололеду.