Одолень-трава - страница 41
Ты ведь знаешь — хаос и суета, когда и не разобрать, где добро, а где зло это цель мерзкой Тени, ее мир, ее власть… Но ведь милые наши идут! И цветы вот нашли, и магический ключ-первоцвет получили. Путь у них тайный… Ты-то знаешь, что ищут они не один лишь Дух Леса — они ищут себя.
Ах, Москва моя, нет мне преград во Вселенной! Для меня одинаково открыты и тайны сокровенных миров, и самый крошечный закуток где-нибудь на Пречистенке, и помыслы каждого из живущих, будь то человек или птица… Но есть и для меня неподвластное! Я, душа великой Книги, сама Премудрость, никогда не смогу прожить за кого-то его жизнь на Земле, сделать его работу, пройти его путь, испытать все желанья, надежды и радости, которые так много значат для земных существ… Все это только в их власти! И знай: оттого, что кто-то из этих слабейших существ изберет самый главный путь — путь Красоты, в один несказанный час рассеется сила Тени…
Поверь мне, родная, у каждого из нас есть свое предназначенье!
И разгадать его — в этом-то все и дело! У тебя, мой возлюбленный город, оно удивительное и светлое. Ты — Душа земного царства, сокровенная, спящая до поры Душа! А разгадывать душу свою и понять, какова она на самом деле, невозможно без тех, кто приходит сюда, чтобы пройти свой короткий земной путь на твоей земле, вместе с тобою…
Они идут, наши милые земные помощники, чтобы ты, Москва, стала городом Света, а Личинка явила миру свою высшую Красоту!
Москва, дорогая, гордый мой город, твой звездный час впереди! Чтобы сбылось пророчество древних мудрецов и судьба твоя свершилась, должна ты преодолеть силы Зла, стремящиеся помешать этому. А для того я открою сейчас два слова, которые помогут тебе.
Эти слова — «ДА БУДЕТ!»
Их сокровенный смысл прояснит Саламандра. И пусть она передаст их вдогонку нашим друзьям… А теперь мне пора. Добрый мой, златоглавый город, я всегда с тобой. Знай, что если я — твоя Радость, то мы — моя!
С этими словами Премудрость покинула пределы Москвы, и та, как-то сразу осиротевшая, изо всех сил старалась преодолеть свою боль и страх.
А наши герои едва-едва добежали до опушки леса и, задыхаясь, ничего уж не видя и не слыша, попадали в тень молодых березок. Встававший за лугом лесок был весь переполнен светом. Шаловливые солнечные блики сразу кинулись заигрывать с беглецами, нежданно-негаданно прервавшими их полную забав тишину.
Чудовище чуть было не настигло беглецов, но, пролетев прямо над их головами, почему-то не тронуло их и, описав дугу над березками, вернулось обратно к реке.
— Я… — Скучун судорожно закашлялся. Он, как и все, никак не мог отдышаться. — Я вспомнил легенду!
— Какую… еще… легенду? — Ксюн, упавшая навзничь на пригорок, безучастно наблюдала, как по травинке ползет сверкающая ярко-зеленая жужелица.
— Главного-то я вам не успел рассказать. — Скучун наконец отдышался и сидел, прислонясь к пестрому стволу березки. — На рассвете, когда я выбрался из сторожки, мне явилась сама Дева-птица. Она дала мне вот это. — Он вынул желтый измятый цветочек из своего ушка, куда спрятал его еще там, у дуба, решив, что лучшего тайника не найти… — И еще сказала, что Вещий Лес открывается только тому, кто сумеет хранить молчание — слова отпугивают его… Ах, я несчастный! Болтаю как последний дурак, тащу вас невесть куда, а про этот завет забыл! Ну конечно!
Скучун вскочил и челноком засновал меж березками. Они еле заметно кивали ему и поглаживали по головке, легко касаясь длинными плакучими ветками. Молочная березовая кожица шуршала под тихим ветром, будто хотела оторваться от родного ствола и улететь куда-то на кудрявых крылатых своих завитках…
— Ну конечно, легенда о первоцвете — она объясняет все! Круг замкнулся. Теперь-то я понимаю, что даруя цветок, Дева-птица помогала мне вспомнить легенду о первоцвете. В легенде этой зашифровано указанье, что выход в иной, высший мир не в пещерах, колодцах или волшебных палочках, этот выход — в себе самом! И я буду не я, если мы вскорости не окажемся в Вещем Лесу…
— Позвольте, позвольте… Местечко, где мы находимся, и вправду довольно милое, но что-то совсем не похоже на магический Лес! — рассудил Старый Урч.