Одолень-трава - страница 57
Маленький житель подземной Москвы оказался могущественнее тех, кому подчиняются черная магия и колдовство. Его вера в высшую Красоту — в силу Света развеяла чары…
Скучун спал глубоким сном и не видел, что происходило вокруг. Ветви Древа окрепли, листочки расправились, разноцветные потоки обняли ствол, виясь вкруг него по спирали, и две мощные струи эфира потекли от исполинского Древа: одна — прямо в небо, другая — под землю. А полное живительной силы, фиолетово-синее русло наконец устремилось к Москве!
Глава VI
Скучун проснулся как от удара. Вскочил.
«Что такое, что?..» — пронеслось у него в голове.
Великое Древо исчезло. И вновь, Скучуна окружал Вещий Лес, клубящийся розовой дымкой.
— Боже мой, Ксюн! Она же одна там осталась… А бедный Урч? А Кук ой с Куторой? Они-то куда пропали… Всех друзей растерял я в пути! А сам сплю себе, видите ли, отдыхаю от великих трудов, тоже мне — спаситель нашелся…
И, не разбирая дороги, Скучун понесся назад, не чуя под собою ног от тяжких предчувствий.
И он волновался не зря.
На знакомой полянке, у ног окаменевшего Урча сидела зареванная Ксюн. Она изо всех сил вцепилась в остатки истерзанных кувшинок, которые старалась вырвать из ее рук какая-то косоглазая женщина. А между ними, пытаясь прикрыть собою Ксюна, маячил легкий призрачный образ бабушки Елены…
Вшестером, как и прежде, шли они по лесу, шли на дачу, домой! А гордый Скучун, боясь расплескать свою радость — свою победу, как будто чувство это было живою водой, летел как на крыльях и улыбался всему вокруг…
На самой опушке Кукой и Кутора стали прощаться. Кукой предложил Куторе остаться с ним в лесу, не возвращаться домой, в Нижний город, разделив его одиночество и философические раздумья о вечном… Так закончилось их путешествие, и теперь на долгие-долгие зимние вечера, что были не за горами, им хватит рассказов о пережитом. Надо сказать, после той жуткой избушки Кукой перестал падать в обморок, а Кутора уже не была больше той смешливой глупышкой, которая ползала по мостовой, изображая Саламандру…. Она теперь старалась помалкивать и жалась к Кукою, лишь изредка опуская кокетливо долу свои огромные доверчивые глаза.
Урч пообещал переговорить с ее матушкой, замолвив за Кукоя словечко, и передать ей приглашение переехать на жительство к молодым в подмосковный лес.
Вот уже маленькие фигурки растаяли в отдалении, а Ксюн все оглядывалась и оглядывалась назад, будто стремилась удержать эти минуты, уже неминуемо ускользавшие в прошлое…
Глава VII
Лес остался позади, за заборами копошились дачники, встречая вступивших на их территорию привычной обыденной суетой. Заботливые хозяева подставляли рогатины под отяжелевшие ветви яблонь, чтобы не обломились они: зрели плоды, близилась осень… И пока блуждали наши герои в Вещем Лесу, не ощущая движения времени, в нашем обыденном мире лето уж миновало.
Ксюн шла, одною рукой уцепившись за бабушку, а другою поддерживая Старого Урча, шла, не глядя на Скучуна… Слезы то и дело выступали у нее на глазах, а она и не старалась их скрыть.
Вот и дача, и скатерть, ухлестанная дождем: уходя, они второпях позабыли ее на веранде. Вот и чашечки белые с золотым окаемом сиротливо нахохлились, опечаленные долгой разлукой.
Убрали, помыли, потом снова накрыли на стол и поели, потом пили чай, заглядывая друг другу в глаза с молчаливым вниманьем. Сидели почти без слов не время было теперь говорить обо всем, да и на ходу не хотелось — устали, замучились все, а впереди еще путь домой…
Вот повернут в замке зажигания ключ, покинутая было машина зафырчала, заохала, тронулась — и поехали! Поворот за дачной околицей, короткая дорога в лесу, выезд на трассу, деревни, поля и — Москва, Москва…
— Скоро осень… — задумчиво проронила Ксюн, глядя в даль. Она сидела рядом с бабушкой на переднем сиденье и рассеянно скользила взглядом по вечереющим в измороси полям. Урч и Скучун уселись рядышком позади и помалкивали — каждый о своем…
Тут Ксюн внезапно расплакалась в голос, да так горько, что Елена Петровна, заглядевшаяся на нее с тревогой, чуть не вылетела на встречную полосу.