Одри Хепбёрн - страница 18

Но причин комплексовать у Одри не было никаких, считал один из артистов, француз Марсель Лебон. Их небольшая лав стори началась в 21-й день рождения Одри, когда этот певец а-ля Морис Шевалье[12] прислал ей в гримёрку роскошный букет. В конце концов они начали встречаться — к великой досаде продюсера. «С моей стороны это было вполне невинно, — вспоминала Одри. — Марсель оставлял для меня восхитительные любовные записки, букетики, веночки, стихи. Он стал первым мужчиной, оказывавшим мне такие знаки внимания, и поначалу я в большей степени была покорена этим, а не им самим. При всём том он был очарователен. Мы провели вместе много чудесных минут, но Сесил Ландо, продюсер “Соуса пикан”, боялся, что любовные истории внесут смятение в труппу. Он был ненормальный! Представьте себе, он вставил в мой контракт пункт, что я не могу выйти замуж!»

Когда представления подошли к концу, Сесил Ландо взял часть артистов в сокращённую версию спектакля, которая шла в «Сиро’с» — одном из самых шикарных ночных клубов Лондона. Одри тоже попала в их число, но Ландо постарался убрать Марселя Лебона — к великой радости матери Одри. На взгляд баронессы, которая по-прежнему опекала дочь, Марсель Лебон — это ненадёжно. Первым делом — карьера Одри.

Журналисты заметили Одри: еженедельник «Пикчергоуэр» уверял в 1950 году, что «эта девушка способна вызвать сердцебиение своеобразным стилем, истинным талантом актрисы и фотогеничностью, благодаря которым она будет обойдена вниманием прессы». Ричард Аттенборо[13] тоже её заметил: «Каждый сознавал, что в ней есть что-то совершенно замечательное и что рано или поздно она станет кинозвездой первой величины».

Одри мелькала на телевидении и позировала фотографам. На сцене, как и в жизни, её личность находила выражение в стильности и очаровании беззаботности. В костюмах хорошего покроя, шляпках и безупречных белых перчатках Одри была воплощённым совершенством, о которой мечтают все родители. В её невинности была своя сексапильность. «Она — запретный плод, недоступная женщина», — считала журналистка Диана Мейчик.

«Она была просто восхитительна, — вспоминает один из коллег, с которыми она выступала в «Сиро’с». — Не просто хорошенькая и элегантная до последнего жеста, но и предупредительная к партнёрам». Продюсеры были очарованы мальчишеской фигурой Одри. Её андрогинная красота вытеснила растиражированный идеал осиной талии, которым пестрели журналы.

Уильям Холден, который вскоре стал её партнёром на сцене и влюбился в неё, очень верно понял стиль Одри в пятидесятые годы: «Популярность видоизменяется от эпохи к эпохе по прихоти моды. В конце двадцатых — начале тридцатых годов великие звёзды, например Норма Ширер и Джоан Кроуфорд, соответствовали запросам публики, хотевшей элегантности и изысканности. Потом начались война, политический хаос, экономические потрясения... В этой атмосфере кино делало акцент на плотском и чувственном. Долгое время популярность актрисы напрямую зависела от объёма её груди... Сегодня, мне кажется, людям хочется чего-то другого. Не хотел бы взваливать такое бремя на плечи Одри, но думаю, что она превратилась в символ достоинства, олицетворяя собой всё, что есть в нас доброго и справедливого... И я думаю, что миру пора вернуться к этим ценностям, в них существует глубокая потребность. Этой потребности отвечают такие женщины, как Грейс Келли и Одри Хепбёрн... Одри это удаётся, потому что она естественна и свежа, у неё точные суждения, превосходный вкус и замечательная способность сосредоточиваться на своём деле».

Одри околдовывала почти всех, кто был рядом с ней. Австралийский актёр Джон МакКаллум, видевший её в «Сиро’с», вспоминал о «магии Одри»: «Мы выбрали столик рядом со сценой, и через какое-то время я осознал, что не могу отвести глаз от одной из танцовщиц. В танце не было ничего особенного, но эта девушка — Одри Хепбёрн — была иной. У неё были огромные глаза газели, она была похожа на эльфа. Но от других её отличал некий совершенно особенный, неописуемый запал, неотразимый магнетизм». По словам Боба Монкхауса