Одуванчиковое лето у бетонной стены - страница 6

– Да что там у вас, вашу мать разэтак?!

– Отгони… Покажу…

Хозяин недовольно забряцал ключами, открыл дверцу, плюхнулся на сидение. Монстр ожил, рыкнул злым басом и нехотя отполз на несколько метров вперёд.

– Ну что?.. – высунулся из машины владелец.

Сашка нагнулся, незаметно уронил и тут же поднял из грязи пластиковую банковскую карточку.

– Вот… Нашёл, – и попытался улыбнуться.

– Комедианты, – пробурчал мужик, – Вы б в жизни машину с места не сдвинули, – хлопнул дверцей и ушёл.

– Знаю, – сказал Саша в сторону.

Я посмотрела на измятые, но всё же живые одуванчиковые листья, потом на Сашку. Грязные руки и рукава, на лице потёки…

– Нюрк, у меня рубашка на спине лопнула… вот как…

Чёрный шар медленно уплывал куда-то вверх.

Ночевать я осталась у него.

Тикали на столе часы, размеренно переставляя резные стрелки. Сушились в коридоре, набитые газетами, мои мокрые насквозь кеды и Сашины кроссовки. В ванну шлёпались капли с висящих на верёвке наших выстиранных джинсов. Акриловый плед бережно обнимал нас обоих. Я дремала, с наслаждением вдыхая тонкий запах Сашиной кожи и ощущая на плече его сильную руку.

– Любимая…

– Ммм?..

– Я тебе неправду сказал тот раз.

Я чуть приподняла голову.

– О чём?

– Когда ты меня привела туда впервые… Вобщем, я тоже почувствовал. Только почему-то постеснялся даже самому себе в этом признаться.

Обняла его, поцеловала в макушку.

– Сашенька, я тебя люблю. Больше всех на свете. Честное рыжее…

На следующий день мы положили по обе стороны от Одуванчика по здоровенному булыжнику.

А после этого Сашка попросил меня больше к Одуванчику не ходить.

Я побоялась спрашивать, почему. Только кивнула и отвернулась.

Дружище, я много думала над тем, можно ли ревновать человека к цветку. И над тем, откуда берётся ревность.

Вот смотри: живут себе двое, любят друг друга, берегут… ну, ссорятся иногда. А потом один из них замечает, что его любимый человек нервничает, бывает резок, задаёт странные вопросы. Приходится уделять друзьям и подругам всё меньше внимания, одеваться скромнее, не таращиться на прогулке со своей "второй половинкой" по сторонам… И не виноват ни в чём, а виноватым себя чувствуешь… Откуда это берётся?

Я понимаю – ревновать свою девушку к мужчине или своего мужчину к другой девушке. Это нормально, это дух соперничества, это природное. И то – не совсем понятно, откуда ревность, если ты уверен в своих чувствах и чувствах любимого человека? Это что – действительно неуверенность в себе? Дружище, ты когда-нибудь кого-нибудь ревновал?

У меня никогда не возникало желание наложить на Сашку печать "моё!". Не просто повода не было, а… как бы это выразить-то не столь коряво? Я его люблю. И стараюсь делать так, чтобы ему было хорошо. А человеку хорошо, когда он себя человеком чувствует, а не вещью. Присваивают ведь только вещи… или животных… но никак не любимых людей. И почему многих так обижает, когда твоё внимание достаётся не только им? Не понимаю.

А Одуванчик… Это же чудо. Как можно вот так взять и попросить забыть про него?.. Неужели так жалко – поделиться с чудом вниманием той, кого любишь?

Наверное, я действительно ещё многого в этой жизни не понимаю.

Сидела дома. Помогала знакомой обрабатывать материал для какого-то социсследования. Пару раз выбирались с Сашей за город, купались, загорали. Ели черешню и клубнику. Лето всё-таки…

…А он был далеко-далеко. И всякий раз, как я задумывалась о нём, натыкалась на Сашин взгляд – суровый и жёсткий. Становилось прохладнее и почему-то щипало в носу. И попадалась невкусная клубничина.

Несколько раз хотела съездить тайком. Но задумывалась над тем, что это обман и нечестно – и оставалась дома. Заносила для Иры цифры в бесконечные столбики. Неделю, вторую…

На третьей неделе сдалась.

– Саша, давай поговорим.

Если честно, я не думала, что он расслышит мой неуверенный сдавленный писк сквозь гул оживлённой улицы.

– О чём, Нюрчик?

И тут оказалось, что перейти к делу – это очень трудно. Я мялась, мямлила, пытаясь сформулировать как можно точнее, короче и безобиднее. Автострада шипела на меня рассерженной змеёй. Саша ждал.

– Мне хочется… очень хочется… увидеть Одуванчик.