Офицер артиллерии - страница 14

Ночная темень постепенно отодвигалась, уступая место зарождающемуся утру. На посеревшем небосклоне гасли последние звезды. Впереди тускло блестела ледяная лента Дона. На противоположном берегу уже просматривались очертания хутора Вертячий. Васильев, глубоко засунув руки в карманы полушубка, слегка пританцовывал и вполголоса рассказывал что-то Запольскому. Начальник разведки коротко похохатывал, зажимая ладонью рот. Ковтунов недовольно покосился на Васильева, но промолчал. Батарею Васильева он решил использовать как подручную и возложил на нее самую сложную задачу — первой переправиться через Дон.

Запольский между тем, продолжая слушать Васильева, напрягал зрение, всматриваясь в еще плохо различимый берег, куда отправил разведчиков во главе с сержантом Троицким. Сзади доносилось тарахтение моторов: подтягивались орудия. Затем послышались гулкие шаги, и Ковтунов улыбнулся, различив среди подходивших угловатую, сутулую фигуру командира стрелкового батальона капитана Баланко. И раньше им уже приходилось действовать совместно, а вот теперь ему и Баланко поставлена новая задача: первыми форсировать Дон, захватить плацдарм на противоположном берегу и завязать бой за хутор Вертячий.

— Здоровеньки булы! — пробасил Баланко, подойдя к Ковтунову и поочередно протягивая офицерам широченную ладонь. — Уси стари знайоми, — поздоровавшись с офицерами, добавил Баланко, — ото гарно. Старый друг лучше новых двух.

Оба достали карты и стали уточнять вопросы взаимодействия.

— Товарищ капитан, разведчики возвратились! — обрадованно доложил Запольский.

Ковтунов поднял голову.

— Ну, что там?

Вперед выдвинулся Троицкий.

— Лед тонкий, товарищ капитан. Держит плохо. Но ежели усилить тальником, пройти можно. Саперная рота понтоны приготовила. Ждет, когда подойдут орудия.

— Тальник у меня уже заготовлен, — быстро вставил Васильев. — Каждый берет по две связки. Есть щиты, доски…

— Что ж, будем начинать, Григорий Иванович? — спросил Ковтунов у Баланко. — У тебя все готово?

— А як же? Ще ночью все пидтягнув.

Они пожали друг другу руки и разошлись.

Через полчаса началась артиллерийская подготовка. Ковтунов видел, как хутор Вертячий, по окраине которого оборонялись гитлеровцы, заволокло дымом разрывов. В густую серую завесу то и дело вкрапливались багровокрасные, тусклые разрывы бризантных гранат, рвавшихся в воздухе. Потом Ковтунов стремительно бежал по пружинящему хлипкому настилу из досок и тальника. Лед под ногами прогибался, расходился длинными волнистыми трещинами. Сквозь них фонтанчиками била вода и, растекаясь поверху, образовывала широкие лужи. Впереди мелькала легко, точно по воздуху неслась, тонкая, туго перетянутая ремнем фигура старшего лейтенанта Васильева. Правой рукой он прижимал к груди автомат, а левую держал на отлете, широко, как крылом, взмахивая ею, чтобы сдержать равновесие. И еще дальше впереди разведчики уже приближались к противоположному берегу. В сапогах у Ковтунова хлюпала вода, полы полушубка били по ногам, мешая бежать, но он не замечал этого. Его внимание было приковано к противоположному берегу, пустынному и молчаливому. Это-то молчание больше всего и тревожило его. Что скрывается там, в редких кустах тальника, и дальше, за песчаным валом, тянущимся вдоль берега?

Ковтунов бежал, глотая широко открытым ртом воздух, ощущая частые, гулкие удары сердца и знакомый холодок, зарождающийся где-то в области живота, разливающийся по всему телу и подкатывающий к сердцу.

«Скорее бы стреляли», — подумал он. «А может быть, там никого нет, берег пуст?» — мелькнула вслед за этим обнадеживающая мысль.

На мгновение Ковтунов повернул голову в сторону, где должны были переправляться понтоны с орудиями. Понтоны, похожие на огромные утюги, медленно продвигались вперед, взламывая своей тяжестью хрупкий лед.

Ковтунов пробежал уже больше половины пути, когда с берега, искусно замаскированный в кустарнике, застрочил пулемет.

«Вот оно! Началось», — почти с радостью подумал Ковтунов и изо всех сил рванулся вперед. Шепеляво свистя, мимо пронеслась стайка пуль. Очередь полоснула по разведчикам. Один упал, остальные ринулись в стороны, чтобы рассредоточиться. Но лед, не покрытый тальником, проламывался. Слева кто-то провалился по грудь. Ковтунов увидел на миг широко раскрытый рот, в полынье мелькнули вскинутые руки и медленно ушли под воду. Сердце Ковтунова упало. От одной мысли, что переправа может сорваться, ему стало жутко. Он хорошо понимал, что повернуть теперь назад — значит обречь всех на гибель. Выход один — только вперед. И Ковтунов тонко, пронзительно закричал, сам не узнавая своего голоса; рывком обогнав разведчиков, он первым выскочил на берег, на ходу стреляя из автомата. Сразу отлегло от сердца, когда он увидел, как вслед за ним люди стали выскакивать на берег.