Офицер артиллерии - страница 5

стр.

К утру колонна выбралась на дорогу и начала медленное, с частыми остановками движение назад, к станции, на которой недавно разгружалась дивизия. Бросив поводья, положив обе руки на луку, Ковтунов рядом с Троицким молча ехал по обочине и вспоминал свой разговор с ним. О чем он говорил? О том, что не знает, когда кончится война? Да, это так, не знает, хотя ему и хотелось сказать что-нибудь более определенное, показать свою осведомленность.

Ковтунов теперь искренне хотел, чтобы война окончилась поскорее. А между тем еще совсем недавно разве не волновала его возможность отличиться? Да и разве в училище не готовили его к войне? Так в чем же дело, почему сейчас все идет не так, как думалось? Не потому ли, что курсантов военного училища плохо подготовили к трудностям и опасностям, для преодоления которых необходимы и мужество, и сила воли, и закалка?

Ковтунову вспомнились военные фильмы, которые довелось смотреть еще в мирное время. Победа в них достигалась легко и просто. Летят тысячи самолетов, стреляет артиллерия. Войска идут в бой, как на парад, стройными рядами, в новеньком, с иголочки, обмундировании, с ранцами за плечами. Почти никаких потерь, никаких трудностей. Проходит неделя, две — и война победоносно закончена.

— Да, в кино здорово все это получалось! Шапкозакидательство! — отчетливо поняв не только наивность, но и вред всего этого, вслух произнес Ковтунов и зло выругался в адрес незадачливых авторов этих фильмов.


Сзади рысью подлетел лейтенант Васильев. Поравнявшись с Ковтуновым, лихо осадил коня и доложил, что с огневых орудия снялись организованно, раньше назначенного времени.

«Конечно, отступать все спешат», — шевельнулась обидная мысль, но, взглянув в лицо Васильева, он не заметил в нем и тени растерянности или беспокойства.

Васильев попытался завязать с командиром батареи разговор, но, видя, что тот не расположен, замолчал. Потом, обернувшись к своему связному, приказал ему что-то.

Погруженный в невеселое раздумье, Ковтунов не видел, как связной, круто повернув коня, поскакал назад. Перебирая в памяти недавние события: неудачную рекогносцировку, смерть начальника штаба, бой, — он пытался как-то проанализировать их, сделать какие-то выводы. Но это не удавалось ему, и из всей сумятицы мыслей, неотступно теснившихся в голове, ясно было лишь одно: война не прощает ошибок, безжалостно и жестоко карает за каждый промах…

К Васильеву снова подъехал связной и, вынув из черного футляра баян, протянул лейтенанту.

— Разрешите? — спросил Васильев Ковтунова.

Командир батареи недоуменно, почти осуждающе посмотрел на него: «Какое сейчас веселье?» Однако, чувствуя, что Васильев продолжает смотреть на него вопросительно, неожиданно разрешил:

— Валяйте!

— Выше головы, артиллеристы, что приуныли? — выкрикнул Васильев и, растягивая мехи, предложил — Давайте-ка для начала нашу, артиллерийскую…

В затейливом переборе завздыхали басы. Вздернув голову, сбив на затылок фуражку, обнажив высокий белый лоб и прядь жестких русых волос, Васильев пропел сильным, приятным баритоном первый куплет. Его нестройно подхватили несколько человек. Но припев уже зазвучал дружнее, и слова песни разнеслись далеко по колонне:

Артиллеристы! Точней прицел!
Разведчик — зорок, наводчик — смел.
Врагу мы скажем: «Нашу Родину не тронь —
Не то откроем сокрушительный огонь!»

Рассеянно вслушиваясь в слова песни, Ковтунов в первый раз за все это беспокойное утро улыбнулся. Но улыбнулся невесело. «Ведь вот и поется: „Врагу мы скажем: „Нашу Родину не тронь…““, — подумал он. — А ведь тронул! И наступает враг, и заставляет отходить… Как же это?» Но затем, всматриваясь в повеселевшие от песни лица людей, он и сам постепенно поддался общему настроению. Что ж, впереди еще много боев. Будут еще и горечи неудач и радости успехов…

Ковтунов окинул взглядом колонну. По дороге до самого горизонта тянулись войска, скрипели колеса, дробно цокали копытами лошади, бряцало оружие.

3. ГОДЫ ЮНОСТИ

Еще в детстве Жора Ковтунов, Горка, как его звали в семье, мечтал стать военным. Он не раз видел, как выезжали на учения артиллеристы. Подымая тучи пыли, лошади увлекали по дороге тяжелые зеленые пушки. Впереди скакал командир с шашкой и кобурой. Красноармейцы, тоже с шашками, сидели верхом на конях, тащивших орудия, и вскоре все исчезали за горизонтом. А потом оттуда целый день слышны были глухие раскатистые звуки выстрелов.