Офицерский корпус Армии генерал-лейтенанта А.А.Власова 1944-1945 - страница 2

Считаю приятным долгом также выразить благодарность Главному правлению Конгресса русских американцев за предоставленную возможность занятий в русских архивах США и Народно-Трудовому Союзу российских солидаристов за организацию исследований в архиве НТС и издательства «Посев» в ФРГ.

Все даты в книге приведены но новому стилю.

Генерал-лейтенант А.А. Власов. Далем, 1944 г.

В отечественной историографии Второй мировой войны наиболее полно нашел отражение порочный тезис о том, что история — это политика, опрокинутая в прошлое. Отдельный человек, личность, его реакция на различные жизненные обстоятельства, мотивация поступков и поведение в конкретной ситуации всегда оставались вне русла исследования. Однако в истории России и Советского Союза XX века присутствует длинная цепь разнообразных сюжетов, тесно взаимосвязанных с так называемым «человеческим фактором». Один из таких сюжетов — трагическая попытка создания политического антисталинского сопротивления, получившая название Власовского движения по имени заместителя командующего Волховским фронтом и командующего 2-й Ударной армией генерал-лейтенанта Андрея Андреевича Власова.

Построение Гвардейского батальона РОА перед парадом Псковского гарнизона Вермахта 22 июня 1943 г. На первом плане слева в форме генерал-лейтенанта с петлицами офицера РОА — Г.Н. Жиленков, справа, за принимающим парад офицером Вермахта — полковник В.Г. Баерский, офицер связи РОА при штабе 16-й армии Вермахта.

Предательство и измена всегда интересовали не только исследователей, но и психологов. Особенно если к ним имели отношение яркие фигуры и личности. В первую очередь, акт видимой измены свидетельствовал о нестандартном и непривычном поведении человека в экстремальной ситуации. Как правило, в сознании историков и тем более в массовом сознании априори складывалась негативная оценка таких поступков, равно как и тех, кто их совершал. И вот уже с заданным самому себе психологически отрицательным восприятием современный историк пытается объяснить поступок Власова, не находя ничего другого, кроме как опасения за собственную жизнь. Причина такой заданности в том, что поведение Власова, его окружения и всех, кто пошел за ним, расходится с собственным воображаемым поведением в аналогичных обстоятельствах. Подсознательно историк уверен, что вел бы себя совсем иначе в германском плену, а это сразу же по отношению к власовцам позволяет допустить оценочную категорию типа «предатель-подонок». Если так — то проблема Власовского движения вообще в изучении не нуждается: ведь оценка уже дана. На самом же деле, традиционные оценки историками и современниками поступков сотен тысяч людей, надевших форму Вермахта или СС и взявших в руки оружие, базируются не на историческом знании этого небывалого в истории России явления, а на простом сравнивании с «нормой поведения». Важную роль играет и то, что не познанный многими из историков ужас нацизма в их сознании последовательно распространяется на все, что связано с гитлеровской Германией. К этому можно добавить упрощенное изображение нашей историографией проблемы Второй мировой войны в целом.

Кубанское казачье подразделение, 1943–1944 гг.

Одной из главных задач, поставленных перед историографией властью и режимом, стало намеренное сокрытие истинных масштабов всех видов сотрудничества граждан Советского Союза с оккупантами — экономического, социального и военно-политического. А поскольку запрещалась сама постановка проблемы, то некому было изучать и фактическую историю формирования и боевого использования подразделений из советских граждан в составе Вермахта и войск СС.

В официальном документе Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при Президенте РФ «Судьба военнопленных и депортированных граждан СССР» фигурирует цифра от 280 до 300 тысяч советских граждан, служивших в полиции и в Вооруженных силах Германии в 1941–1945 гг. [75, 95–96]. Здесь и дальше первая цифра в квадратных скобках, полужирная, означает помер но списку литературы, дальнейшие, курсивом, — номера страниц.