Офицерский корпус Русской Армии. Опыт самопознания - страница 61

Но бывало и обратное: родители, не принадлежавшие к военной среде, отдавали своих сыновей в кадетские корпуса, чему закон не препятствовал. Эти кадеты были «своекоштными», т. е. родители оплачивали их содержание и обучение. Наличие этих кадет «со стороны» опровергает мысль о кастовой замкнутости офицерства. Процент этих неофицерских детей в корпусах был различен, но, например. Николаевский кадетский корпус в Санкт-Петербурге заполнялся преимущественно купеческими детьми.

В кадетских корпусах воспитание было систематическим развитием любви к военной службе, и поэтому большинство кадет шло по окончании корпуса в военные училища. Однако образование было поставлено так, что кадет, не желавший стать военным, мог без затруднений, наравне с окончившими реальные училища поступать в высшие технические заведения и мог, как и реалисты, идти в университет по сдаче экзамена по латинскому языку. Уход кадет «на сторону» был нередким явлением: офицерская среда не имела кастово замкнутыми ни входную, ни выходную двери.

Кадеты, поступавшие в военные училища: Павловское и Александровское (пехота), Михайловское и Константиновское (артиллерия) и Николаевское (инженерное), заполняли там более половины вакансий. В прочих же училищах: пехотных, кавалерийских и артиллерийском, по приблизительной оценке, 50–60 % юнкеров являлось «со стороны» — это были окончившие разные среднеучебные заведения, это были пришельцы из немилитаристической среды духовенства, купечества, крестьянства, мещанства и даже из антимилитаристической среды прогрессивной интеллигенции, откуда нередко вопреки воле родителей шли на военную службу молодые люди, чувствовавшие военное призвание. Такой мощный «прорыв» кастовоофицерской замкнутости, якобы существовавшей в России, опровергает миф о существовании офицерской касты. В офицерскую среду ежегодно вливалось более полутора тысяч неофицерских детей, и эти, так сказать, нововоенные сливались с наследственно-военными, т. е. с детьми офицеров. Если в полках гвардии процент офицеров из неофицерских детей не превышал, вероятно, 10, то это происходило главным образом от того, что вакансии в гвардейские части разбирались преимущественно сыновьями гвардейцев. Но в армейских полках от 30 до 60 % офицеров было из неофицерских детей.

Был и другой приток неофицерской крови в офицерскую среду: через женитьбу. Стоянки многих войсковых частей Российской Армии были весьма неприятными: захолустные городки в Европейской России или еврейские городишки на западной границе — в них почти отсутствовало то, что называлось «обществом», т. е. группа обывателей достаточно высокого уровня развития, образования и воспитания. Были стоянки, где «общество» совершенно отсутствовало: казармы, удаленные на десятки верст от городов, или «Богом забытые» гарнизоны вдоль границ в Азии. Женами офицеров на таких стоянках становились во многих случаях дочери офицеров-сослуживцев, а бывало и дочери фельдфебелей, т. е. сверхсрочно служивших солдат. Но в полках, стоянки которых не были так унылы, офицеры соприкасались с «обществом» и могли жениться на девушках из «штатской» среды — это не возбранялось ни законом, ни традицией и не было к тому ни «сословных», ни «кастовых» препон.

Нельзя было жениться, не испросив разрешения командира полка и согласия общества офицеров полка. А это разрешение и согласие давалось по рассмотрении вопроса о пристойности брака. Никакого тут унижения для невест из «штатской» среды не было, потому что вопрос о пристойности брака рассматривался точно таким же образом и в отношении невест из офицерской среды. Не разрешался брак на особе предосудительного поведения, на дочери человека с неблаговидной профессией (например, ростовщик). Предметом чрезвычайно серьезного обсуждения бывал рапорт о разрешении женитьбы, если ближайшая семья невесты своим образом жизни, поведением, воспитанием выказывала, что находится на уровне более низком, нежели подобает быть людям, допускаемым в офицерскую среду, и подобает быть в среде, в которой вращаются офицеры. В десятилетия, последовавшие после Первой Всемирной войны, произошли столь крупные сдвиги в понятиях, нравах и обычаях народов и общественных групп, что выражения «уровень среды», «пристойность брака» потеряли прежний смысл или просто потеряли смысл. Но явление, ушедшее в прошлое, надо измерять тогдашним аршином, а не впоследствии введенным метром. В ту эпоху было естественно, что адвокат вращался в среде университетски образованных людей, «не опускаясь» ниже, что купец чувствовал себя на месте среди людей с купеческими манерами и что мещанин не искал общества «благородных». Были разные полочки, и каждая группа людей пребывала на соответствующей полке.