Огненная дуга - страница 16
Он сел в низкое кресло у стены и осмотрелся. Холл был прорезан широкими окнами, с трех сторон. Со своего наблюдательного поста Толубеев видел и озеро через среднее окно – с севера на юг, – судя по низкому зимнему солнцу, и крутую дугу побережья – сначала в восточное окно, потом в западное. На побережье были редко-редко разбросаны такие же усадьбы, окаймленные живыми изгородями из можжевельника и вереска. Конечно, где еще могла отдыхать семья Виты? Только там, где отдыхают члены стортинга и правительства, промышленная и дворянская знать страны. Пожалуй, если здесь и есть немецкие шпионы, то они не прячутся за живыми изгородями в снегу, они приходят на рауты, на вечерний чай, на балы и там вершат свои дела, тем более что многие из этих знатных норвежцев, из этих государственных деятелей преданы гитлеровскому райху душой и телом и уж, конечно, собираются принять участие в разделе завоеванного фашистами мира. В то, что фашизм может быть разгромлен, они еще не верят и поверят разве что в тот день, когда союзные армии ворвутся в пределы Германии. Но когда это будет? Еще и второго фронта нет, еще лучшие земли России находятся под пятой фашизма – что им беспокоиться, этим функционерам и помощникам Гитлера!
Он каким-то вторым зрением увидел Виту. Девушка на лыжах вдоль березовой рощи, похожей на привычные подмосковные, по самому берегу озера, шла быстро, легко. И хотя на таком расстоянии нельзя было рассмотреть ни лица, ни походки, хотя это могла быть и любая из миллиона женщин и девушек страны, он знал – идет Вита!
Он спустился задолго до того, как услышал стук оставленных лыж и палок, удары веника по башмакам. И тут распахнул дверь.
От нее пахло свежим снегом и морозцем. Раскрасневшееся лицо при виде его сразу окрасилось радостью, как будто она перед этим боялась, что уже не увидит его в доме. Но теперь, когда он был перед нею, она мягко выскользнула из объятий:
– Я должна переодеться и приготовить завтрак!
– Ты ждешь гостей?
– Но ведь ты тоже гость и такой долгожданный!
– Где ты была?
– У наших друзей. Я должна была посоветоваться об убежище для тебя. Завтра я должна быть на работе…
– Ты работаешь? – в голосе его прозвучало такое изумление, что она рассмеялась. Лукаво ответила:
– Все лояльные женщины Норвегии должны оказывать помощь великому германскому соседу…
– Военную?
– Ну, я до этого еще не дошла. Просто отец устроил меня секретарем в один из отделов своего акционерного общества. Ты ведь знаешь, он один из членов правления…
– Да, да, – машинально подтвердил он. – Еще в тридцать восьмом ты прочитала мне лекцию о том, что полсотни членов правлений главных банков Норвегии занимают в общей сложности почти триста важнейших постов в зависимых акционерных обществах и фирмах…
– Высший балл по экономике! Ты прекрасный слушатель!
Но так как он все еще не желал отпустить ее, она вынула из кармана лыжной куртки небольшой бумажник и протянула ему:
– Это друзья просили передать тебе!
Он открыл бумажник и увидел под целлофановой подкладкой личное удостоверение с собственной фотографией. Да и все удостоверение было его собственным: его имя и фамилия, только именовался он Вольдемар Толубеев, и было в удостоверении указано, что родился он в Нарвике, отец – русский, моряк, владелец судна, мать – из общины Нарвика, дочь владельца рыбного завода, произошло это событие в 1913 году, отец и мать скончались…
Трудно было оторваться от созерцания собственного перевоплощения. Он решительно спросил:
– Но почему – русский?
– Надо же чем-то оправдать твой акцент? – улыбнулась Вита. – А в Нарвике, в Ставангере всегда жило много русских норвежцев. Их там так и называли. И это были не эмигранты с нансеновскими паспортами, а давние поселенцы. Сейчас немцы выселили этих русских на Дафотенские острова, но их не интернировали, не загнали в лагерь. С таким паспортом ты вполне можешь жить в Осло… Хотя я совсем не понимаю, почему тебе хочется лезть в это осиное гнездо! – жалобно добавила она. – И друзья моих друзей, передавшие этот документ, тоже молчат.
– Я уже сказал тебе, Вита, что обязан продолжать войну, – мягко напомнил он.