Огни Новороссийска - страница 20
— Убейте, дальше не поеду…
— Ты что, с ума сошел?
Пока мы препирались, к нам подбежала молодая еврейка с распущенными рыжими волосами. На руках у нее лежал младенец, две лохматые девочки держались за подол ее драной юбки.
— Садитесь в машину, — крикнул я, посадив девочек в кузов грузовика.
— Ой корыто, мое корыто! — запричитала женщина.
— Какое такое корыто? — стиснув зубы, бормотнул Куриленко. — Ну его к черту… Дорога каждая минута.
— А в чем я буду детей купать? — заупрямилась женщина, порываясь кинуться в горящий дом.
Куриленко побежал вместе с ней и вынес из дома оцинкованное корыто.
Задыхаясь от дыма, помчались дальше. Несколько пылающих головней свалились в машину. Мимо мелькали обугленные яблоневые сады.
В поисках бензина заехали в опустевший колхоз. Женщины несколько дней назад угнали на восток весь колхозный скот. На длинных арбах уехали с ними дети.
Председатель колхоза — однорукий старик лет шестидесяти сказал:
— Бензин у меня есть, но на поджог хлебов… Все уехали, осталось нас здесь три поджигателя — я да два хлопца. Читал мабуть приказ — при подходе фашистов палить хлеб на корню.
— Немцы в двадцати верстах отсюда.
— Под вечер все пустим дымом, весь труд наш и состояние, щоб ничего не досталось супостату.
Высокий волнующийся хлеб облили бензином и подожгли. Заполыхал он жарко, будто огромная мартеновская печь.
Не чувствуя нестерпимого жара, обливаясь крупными каплями пота, председатель долго стоял у дороги, рассматривая птиц, мечущихся над огненным морем.
— Поехали, дед, с нами, — Куриленко тронул за плечо старика.
— Никуда я отсюда не тронусь. Тут моя родина, а работать на чужаков не стану, гордость не дозволяет… Одной рукой тоже не настреляешь, — зло сказал председатель, шагнув к пылавшей пшенице, будто собираясь кинуться в огонь, как в воду.
Хлопцы влезли в кузов грузовика. Километров через пять один из них сказал:
— Вин у нас такий голова, железный… Спалит себя живьем. Не хотел при нас кидаться в огонь.
Колхозники выносят на дорогу хлеб, молоко, мед и фрукты, провожая колонны отходящих войск долгим, укоризненным взглядом. На деревянных срубах колодцев стоят ведра с водой, накрытые капустными листами.
К вечеру наш грузовик, на котором ехали я, Лиф- шиц третий, украинские писатели Григорий Скульский и Евгений Адельгейм, приехал в штаб корпуса, ведущего оборонительные бои.
Как и раньше, мы разбились на две группы. Я и Адельгейм уехали в дивизию, где комиссаром Степан Михайлович Куранов, уроженец города Ростова. Остальные корреспонденты на нашем грузовике отправились в соседнюю дивизию.
Противник обстреливал из минометов село, в котором находился штаб. Над селом летал самолет-корректировщик, но наша артиллерия молчала, чтобы наблюдатель не мог высмотреть огневые точки.
Фашисты недостаточно подготовлены для ведения боя ночью и избегают ночных столкновений. В десять часов вечера отбой — фашисты прекращают наступление и ложатся спать.
В темноте дивизия оторвалась от противника и в полном порядке перебазировалась в район Гранова — Тышковки — Мыткова. Отсюда она должна наступать на Гайсин.
Дивизия была танковой, но растеряла свои боевые машины на полях Украины и сейчас дралась, как стрелковая часть. Большинство машин погибло из-за недостатка горючего. Авиация противника бомбила склады с бензином и соляркой на всем пути отхода Красной Армии. Когда выгорали последние литры горючего, экипажи закапывали танки в землю и стояли в них насмерть, до последнего снаряда.
На рассвете в штаб позвонили из 78-го полка о том, что появились вражеские танки и требуется помощь. Комиссар посадил меня и Адельгейма к себе в машину и поехал в полк.
— Вам нужна помощь?
— Да, — ответил командир полка.
— Ну, так мы приехали… Два корреспондента и я.
Стоявшие поблизости расхохотались. Тем дело и кончилось. С танками справились без подмоги.
Живое цыганское лицо комиссара загорело до черноты, густые брови выгорели — дни и ночи он на свежем воздухе. Комиссар умеет шутить, вызвать здоровый смех бойцов, а ведь никогда так не ценится острота и меткое слово, как накануне кровопролитного боя. Каждая шутка вызывает прилив бодрости.