Огни Новороссийска - страница 22

— Я комиссар дивизии и буду делать все, что способствует победе над врагом… Ведите батальон! — приказал Куранов комбату.

— Родная мать и высоко замахивается, да не больно бьет, — произнес кто-то в строю.

Побатальонно полк двинулся в указанном направлении. Солдаты шли в скатках с противогазами, пояса оттягивали гранаты и подсумки со сто двадцатью патронами, зажатыми в обоймы.

Предутренний туман клубился над лесами и полями, по которым шагали красноармейцы, вымоченные росой по пояс. Полил не по-летнему мелкий, словно просеянный сквозь сито сеянец-дождь, и все скрылось в мутной его пелене. Прошли километров шесть, и перед нами открылся город, заштрихованный дождем. Я бывал в этом городе, знал расположение его улиц, посоветовал командиру полка, как добраться до центра.

Дождь перестал. Поднялось солнце, золотые лучи его как бы сделали моложе высокие пирамидальные тополи и белые опрятные улицы.

Началось наступление. Батальоны стремительно пошли с трех сторон на город, видневшийся километрах в двух.

— За Родину! — кричали красноармейцы, поглядывая на Куранова. Сознание того, что комиссар был вместе с ними, шел в первых рядах, бодрило и успокаивало.

Мы, человек двадцать — КП полка — шли в центре. Это был какой-то странный КП, не связанный с батальонами ни одним проводом. Такой КП не способен был руководить боем и в лучшем случае мог действовать как неполный взвод.

Миновали большое обезлюдевшее село Адамовы хутора, поле с несжатой рожью, спустились в болотистую долину, поднялись на холм, перекопанный по гребню пустой траншеей. От нее начинался скат вниз, ровная поляна и небольшой подъем к городу.

Справа и слева, километра за полтора от нас, батальоны, развернувшись, пошли в атаку. Видно было, как красноармейцы, ворвавшись в город, скрывались за белыми домиками. Там тарахтели пулеметные очереди, рвались гранаты, одиночные выстрелы терялись в возбуждающем шуме боя. У траншеи на холме, словно предупреждая, что дальше идти опасно, нас встретили первые пули, взвизгивающие над головой.

Я подумал, что КП не следовало бы продвигаться дальше, — но, побоявшись, что обо мне плохо подумают — смолчал.

— За мной! — крикнул Куранов и побежал вниз с холма, загорелый и белозубый, с непокрытой головой, с редким в то время автоматом в руках.

Мы побежали за ним. Миновали крестьянскую хату с огромным замком на дверях. Из чердака хаты в спины нам полоснул пулемет, свалил какого-то беднягу. Фашистские автоматы стреляли из садов слева. Пули засвистели над головами. КП полка с ходу залег во рву, поросшем ромашкой. Никто на КП не знал, что делают сейчас батальоны.

— Где же связисты? — спросил Куранов, только сейчас заметив отсутствие всякой связи.

Огонь все усиливался. Стреляли с расстояния семидесяти метров, не больше. По нашей группе стали бить минометы, несколько мин разорвалось в саду, из которого палили вражеские пулеметы. Тогда из сада в нашу сторону взлетела зеленая ракета, и мины стали рваться ближе. Идти дальше было невозможно. Наша группа оказалась в центре боя и обстреливалась в лоб справа и слева. Вокруг сыпался свинцовый дождь. Земля закипала под пулями.

— Наши отступают! — крикнул кто-то паническим голосом.

Оглянувшись, мы увидели, что все три наших батальона беспорядочно отходят под неприятельским огнем и подымаются километра за полтора от нас на холмы, поросшие лесом.

КП остался в одиночестве. Вокруг рвались мины. Появился самолет-корректировщик, снизился, высмотрел нас и сбросил над нами огненный шар. Мины стали ложиться совсем близко. Каждую минуту нашу группу могли окружить. Появились раненые и убитые.

Самолет продолжал кружиться.

— Капнет сейчас валерьянки. Сразу всех успокоит. Трех капель на все КП хватит.

Кто это сказал? Но в словах прозвучала насмешка и над самолетом, и над фашистами, и над глупым положением, в котором мы очутились.

Фашисты были повсюду. В расстегнутых куртках с засученными рукавами, с касками на головах наступали они во весь рост, без перебежек. Очевидно, младшим офицерам легче так управлять атакой — все солдаты у них на виду.

На рукавах фашистских курток виднелись вышитые белые черепа и кости — перед нами была не рядовая часть, а фашистская гвардия.