Огни Новороссийска - страница 8
Каменец-Подольск красив, в особенности его старинная часть с высоким Турецким мостом и древней крепостью, покрытой зеленым мохом.
Путь дальше лежал через Хотин. Перед нашим въездом в него городок бомбили. Тяжелая бомба разорвалась в родильном доме. Матери и младенцы погибли в груде пыльных развалин. В живых остался лишь главный врач. Говорят, он был брюнет, а выбрался из-под обломков совершенно седым.
На улицах валялись убитые лошади с оторванными ногами и вспоротыми животами. На войне лошадям достается так же, как людям.
Вместе с колоннами войск, то присоединяясь к ним, то обгоняя их, мы проехали село Недобоуцы, что растянулось на двадцать четыре километра. Запомнились милиционеры, вооруженные винтовками, и земляные укрепления, которые тысячи людей рыли у Черновиц.
В Черновицы въехали ночью. Все городские огни были погашены. Но немецкие самолеты сбрасывали осветительные ракеты, и при их химическом свете мы прочли наклеенную на стену афишу — приказ генерал-майора Галанина. Приказ сдать в комендатуру все частные радиоприемники, не собираться на улицах более трех человек, не ходить позже девяти часов вечера. В городе активничают диверсанты, и потому принимаются крутые меры.
В штабе корпуса нам показали берлинскую газету «Фолькишер Беобахтер», доставленную разведчиками. В газете напечатан приказ Гитлера по армии. Он кончается словами: «Начавшаяся сегодня битва решит судьбу германской нации на ближайшую тысячу лет». Самоуверенный маньяк! Он еще не понимает, что проиграет войну и судьба немцев будет решена волей народов победителей.
Нам предложили остаться ночевать или в комнате для приезжих в самом штабе, или в лучшей гостинице города «Червона Буковина», находившейся против горсовета. Товарищи из политуправления фронта легли на полу в штабе, мы же отправились в гостиницу и спали в номерах «люкс», впервые после долгого перерыва, на белоснежном белье.
Утром приняли душ, растерли тела мохнатыми полотенцами, позавтракали в отличном ресторане и были готовы ехать хоть к черту в зубы. Лифшиц обратил внимание на то, что из города исчезли автобусы, на которых уезжали первые предусмотрительные беженцы.
Фронт находился километрах в сорока от Черновиц. Несколько неприятельских дивизий рвались к городу. Мы разбились на две группы. Я и Лифшиц уехали в полк, стоящий у местечка Герц, трижды переходившего из рук в руки.
Ехали по отличному шоссе через села, полные зелени. Загорелые девушки с крупными темными глазами в расшитых цветным бисером белых кофтах бросали в наш грузовик белые и красные розы.
— Бейте крепче германа! — кричали они.
На остановках приходили босоногие крестьяне в узких белых полотняных штанах, черных фетровых шляпах с вязаными сумками через плечо и зонтами в руках; предлагали табак, боялись, что вернутся помещики, отберут землю, данную им Советской властью.
У Герца, зарывшись в землю, вел бои стрелковый полк под командованием подполковника Т. Подвиг. Он недавно назначен командиром полка, хотя год назад командовал всего-навсего ротой.
Явившись к Подвигу, я отрапортовал о нашем прибытии и протянул ему руку.
— Товарищ старший лейтенант, в армии заведено так, что первым подает руку старший по званию. Если вы забыли — почитайте устав.
Он не знал, что Устав внутренней службы лежал у меня в сумке противогаза и я прилежно зубрил его, будто стихотворение в детстве.
Семь дней Краснознаменный полк под командованием Подвига отбрасывал численно превосходившие силы противника. В боях проявили себя сержант Петр Крючков, младший политрук Вершинин, батальонный комиссар Фомин, красноармеец Гаджибек Агабеков. Нас водили в оборудованные по всем инженерным правилам окопы переднего края, и мы беседовали с отличившимися бойцами.
Крючков застрелил дюжину гитлеровцев. Товарищи подшучивали над ним:
— Наш Кузьма Крючков.
На фронте все чаще вспоминают национальных русских героев, отличившихся в первой мировой войне. Петр Крючков был задет осколком гранаты, но остался в строю. Орденов пока не давали, нашивки за ранения еще не были введены, и раны оставались единственными знаками отличия.