Огни у пирамид - страница 17

стр.

Все, конец дистанции. Десяток упал в траву, глотая воздух рвущейся грудью. Теперь надо доползти до ведра с водой, а до него целых десять шагов. Десятник, сволочь, пинком опрокинул воду, и заорал:

– Чего разлеглись? Встали, лентяи, и в казарму строем! Воду там пить будете. Да не напивайтесь сразу. Вы же коней сразу не поите после скачки!

– Не слишком ты их? – спросил потом сотник, стоявший в отдалении, у командира десятка.

– Эти выдержат, командир, парни крепкие. Да и понемногу же добавляем вес. Им в следующем году со щитом на руке бежать, они же тогда просто дохнуть начнут.

– Смотри, не загони мне пацанов, с нас потом спросят. Ты, вообще, сам понимаешь, чьих сыновей мы тут мордуем и падалью величаем?

– Слушаюсь, командир. Сегодня отдых дам. Заслужили.

* * *

Год шестой от основания. Месяц Нисану. Пер-Амон.

Персидское войско окружило Пер-Амон, привычно блокируя подступы к городу. Город был крепкий и оборонял его неведомый до сих пор враг – греческие гоплиты. Ахейцев в Персии знали плохо, это было глухое гористое захолустье, откуда люди разбредались по всему миру, потому что малое количество земли не могло прокормить всех. Вот и поплыли те греки по всему миру, основывая города от Испании до устья Дона. Но сейчас, в шестой год от основания Империи, этот процесс еще не был столь лавинообразным, как через сто лет. Он только-только начинался. Пара городов на Сицилии, еще пара – в Южной Италии, что позже будет называться Великой Грецией. В Афинах, которым еще предстояло стать знаменитым городом, правили девять архонтов, угнетая неправедным судом граждан и метеков (неполноправные свободные люди). И это было еще одним поводом уплыть оттуда куда подальше. И уж, конечно, никакой философии, скульптуры и театра там еще не было. Дыра дырой.

Персидский лагерь обустраивался надежно. Копали рвы, землю из которых насыпали в виде валов. Ставили шатры и кузни, печи для хлеба и коновязи. Не было лишней суеты, никто никуда не спешил, методично делая свою работу.

Стратег Никомах наблюдал со стен за всем этим, а его беспокойство все усиливалось. Опытный воин чувствовал шкурой, что он для этих людей – словно дичь для искусного охотника. Сопротивление лишь приведет к задержке, но не изменит результат. Размеренная деловитая жизнь лагеря, что шла перед ним, точно давала понять, что это не ополчение из пастухов, а профессиональное войско, что воевать не только любит, но и умеет.

– Главк, ты видишь это? – спросил он стоявшего рядом военачальника, носившего звание таксиарха. Он командовал первой тысячей тяжелых гоплитов и был правой рукой Никомаха.

– Вижу, – хмуро ответил он. – Тяжело нам придется. Воины умелые. Ты посмотри, башни какие. Из досок сбиты. Да у меня дома стол и то хуже был сделан.

– Ну что ж, война есть война. Надо жертвы богам принести побогаче. Воинов много, еды много, удержим город.

– Гляди-ка, глашатай едет, – сказал таксиарх.

К воротам города подскакал перс на дорогущем жеребце, размахивая пучком веток.

– Переговоры! Главного зовите!

– Тут я. Говори! – крикнул Никомах.

– Великий царь предлагает сдать город. В этом случае воины получат по мине серебра, десятники – по две, сотники – пять. Тысячники – десять. Ты, стратег, получишь талант. В городе никого не тронут, и мы позволим вам отплыть из Египта.

– А если не сдадим? – издевательски спросил Никомах.

– Тогда мы придем, и возьмем город, – сказал глашатай.

– Приходи и бери, – сказал стратег. И ушел со стены. Он богами в верности клялся, а его купить, как девку портовую, хотят. Смешно.

* * *

– Нет, ну попробовать стоило, государь, – пожал плечами Хумбан-Ундаш.

– Что за люди? Как воюют? – спросил Ахемен.

– Воины отличные, государь. Бронзовый панцирь несут, щит тяжелый, и в них биться долго могут. Получают по сиклю в день, поэтому готовы тут сидеть до пришествия бога Энлиля. Тьфу ты, светлого Ахурамазды. Кстати, Великий, а мы его пришествия ждем? – это уже был вопрос в сторону Пророка.

– Не паясничай, Хумбан, – оборвал его Макс. – Там на стенах баллисты и катапульты. Когда на штурм пойдем, нас камнями и копьями встретят. Кровью умоемся. Не иначе, все про нас вызнали.