Огонь в океане - страница 2

В разговор снова вмешивается дядя Андеад.

— Я не имею права указывать вам, старшим. Но вот наш сосед Акофа сделал в прошлом году самые богатые жертвоприношения святому Квирику, а потом похоронил дочь, жена заболела, кормить семью  нечем... — Дядя Андеад обвел всех добрыми, недоумевающими глазами.

Бабушка постаралась предотвратить опасные размышления по этому поводу:

— Молчи, сын мой, ты говоришь нехорошо... Господи, образумь его, темного человека! — И она снова подняла вверх измазанные тестом руки.

Мне надоело следить за разговором старших. Сестра Вера играла новой самодельной игрушкой. Это был вырезанный из коры человек с большим крючковатым носом. Достаточно было слегка нажать пальцем на его голову — и нос начинал приподниматься. Мне захотелось подойти к Вере, поиграть вместе с ней, и я выискивал предлог, чтобы снова оставить ламуголай. Но осуществить свое намерение не успел. Кто-то сильно застучал в дверь. Все насторожились. Дедушка приподнялся в своем кресле.

Вошел мой двоюродный дядя Ираклий. Он снял войлочную шапочку, стряхнул ею снег с архалука и сел к очагу, прикрыв от дыма глаза растопыренными пальцами. Лицо у дядя было встревоженным.

— Что случилось? — не вытерпела бабушка.

— На Латпаре погибли Кецхва, Дедаши и еще трое... Обвал.

Женщины запричитали. Руки дедушки, лежащие на подлокотниках кресла, задрожали. Маленькая Вера, бросив свою игрушку, подобралась поближе к очагу. Всегда спокойный, медлительный дядя Андеад швырнул в огонь палку, которой весь вечер рисовал на пепле замысловатые фигурки, и заходил по мачубу (так по-свански называется жилое помещение нижнего этажа).

— Яро, ламуголай! — упрекнул меня дедушка. Поддавшись общему волнению, я совсем забыл о своих обязанностях, и в помещении стало совсем темно.

— Все погибли? — спросил дедушка Гиго, недовольно покосившись на причитавших женщин. Он, кажется, один из всех взрослых членов нашей семьи сохранил самообладание.

— С ними Напол был. Я его сегодня видел в  Мужале... Наши шли со следующим караваном. О наших никто не знает, — глухо ответил дядя.

Только теперь я понял, что моему отцу и дяде Кондрату грозит опасность. Мы ждали их с заработков со дня на день.

Я знал, что зимой переход к нам из Широких стран труден, что на горных перевалах людей подстерегают многие опасности. Слово «обвал» в нашей семье всегда произносили со страхом. Что грозит отцу? Мне стало страшно, по лицу покатились слезы.

Дедушка взял меня на колени, прижал к себе.

— Плакать не надо. Никто из наших не погиб. Твой отец умный и осторожный человек. Я за него не беспокоюсь. И за Кондрата не боюсь. Вот погибших жаль. Кецхву я крестил... Семь человек теперь сиротами остались. Подумать только: семь человек!..

Я тоже считал, что отец умный и осторожный человек. Слова дедушки успокоили меня.

— -Дедушка, какие они, обвалы? Страшные? Расскажи, — попросил я.

Хотя дедушка и сказал, что он спокоен за моего отца и дядю, но, наверное, в глубине души он все-таки был встревожен. И, может быть, потому именно принялся рассказывать об обвалах восьмилетнему ребенку, что не хотел вступать в серьезный разговор со взрослыми. Жестом он приказал моему двоюродному брату Ермолаю, сыну дяди Кондрата, чтобы тот занял мое место у ламуголая.

— Нашу маленькую страну бог, говорят, создал в самом плохом настроении...

— Опять ты говоришь глупости! У бога всегда хорошее настроение. Да поможет он нам! — сквозь слезы проворчала бабушка.

— Аминь! Да поможет он нам! — недовольно покосившись на нее, подтвердил дедушка Гиго. — Так вот, дорог в нашу маленькую страну нет. Чтобы попасть от нас в Широкие страны и из Широких стран к нам, надо идти по опасным тропам. Вот если бы у нас была соль, может, и не пришлось бы зимой ходить по ним. Хотя у нас не только соли, а и многого нет… 

Дедушка умеет интересно рассказывать. И хотя взрослым все это хорошо известно, а мужчины и сами переходили через перевал — все слушают его очень внимательно. Даже у женщин высохли слезы.

— Коция и Кондрат знают на проклятом Латпаре каждый камень, они умные люди. А Коция и ученый человек. Он не полезет под снег, как какой-нибудь баран, — говорит дедушка.