Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Книга 2 - страница 16

стр.

Но не таков оказался наш комбайнер. Изматывающий труд управленца показался ему недостойным его величия, ведь из кабины «его комбайна» видны перспективы простым смертным неведомые. В итоге не по-детски обидевшись, «великий гуманист» пошел по проторенной дорожке: «ломать — не строить». Сдулся же Мишаня, примерно, к 1988-му году. Это ознаменовалось постановлением о порядке избрания советов трудовых коллективов и бредовыми выборами директоров. Потом генсек и вовсе сбрендил. Чего только стоило его новое мы́шление и прочая галиматья. Кстати, как всегда безобразно сформулированная, с массой речевых ошибок.

Дойдя в своих рассуждениях до этого момента Федотов вынужден был прерваться — ожившая в его душе, жаба потребовала дани:

«Каким же надо было быть дебилоидом, чтобы задарма отдать ГДР?! Западные фрицы за объединение Германий могли заложить черту душу. Хватило бы серьезно модернизировать промышленность СССР. А уж за роспуск Варшавского бока… Блин, и никаких договоров! Говнюка хоть как-то можно было бы понять, набей он себе по-настоящему мошну. Точно говорят: «простота хуже воровства». Впрочем, а что еще ждать от комбайнера?»

Жаба на время успокоилось, что позволило продолжить анализ, правда, прежнего азарта Федотов уже не ощущал.

Сегодня Горбачев, с его наивной верой в новое мы́шление и гуманность запада, предстал перед Борисом в облике классического либерала. По-обывательски незлобливого, по большому счету не вороватого, но не тянущего на роль серьезного лидера. Такому осознанию способствовало наблюдение за местными сторонниками реформ, и, как это ни странно, за хозяином земли русской, товарищем Романовым. С другой стороны, сам феномен Горбачева явился свидетельством несостоятельности партийного принципа подбора кадров, заложенного в т. ч. и товарищем Джугашвили.

Интересно, если учесть неразрывность культурных традиций, то в феномене Мишани мы должны увидеть отголоски сегодняшней культуры, но тогда…

На счастье, порыв ветра окатил зарвавшегося мыслителя холодным душем. Сообразив, что слишком умных природа не любит, Федотов высказал классическое:

— На ну их всех на…, - и почти без паузы уточнил:

— Всех в жопу!

— Барин!? — кнутовище возницы не закончив движения замерло.

— Не ссы, братан, прорвемся.

Последнее утверждение было, в общем-то, понятным, но слишком новаторским. В итоге кнутовище вновь показало свою самостоятельность, сдвинув шапку вознице на нос. У Федотова даже мелькнула очередная «гениальная» мысль: не является ли кнут извозчика продолжением его мозга.

Блин, Мишка Горбачев, кнут извозчика. Ты, о чем, братец Грим, или совсем берега потерял? Завтра встреча с Красиным. Мишенины уезжают на ПМЖ в Европу, а Димон катит в Питер решать вопрос с привилегиями. Марш на землю!

* * *

Продажей папирос с лотка занимались люди, дошедшие до крайности. И в самом деле, в зной и в дождь носить опостылевший лоток то еще удовольствие, а дохода едва хватало на прокорм.

В конце лета на Большом проспекте появился очередной неприкаянный. Был он сутул и молчалив. Местные косились, но новичок, казалось, ничего не замечал. Впрочем, и конкурентом он оказался никудышным. Потолкается на Тучковой набережной, продаст с десяток папиросок, да и наладится ближе к Бармалеевой и Каменноостровскому проспекту. А там… хорошо, если за день на черняшку наторгует.

Вскоре на «коллегу» перестали обращать внимание, а когда тот исчез, так и вовсе забыли. Тем более никто не заметил, как за экипажем с представительным господином, несколько раз проследовала заурядная двуколка. Господин брал извозчика на пересечении Большого проспекта с Бармалеевой улицей, отсюда за ним закрепился псевдоним «Бармалей».

— Так говоришь, Бармалей каждую субботу выезжает на дачу?

— Пунктуальный господин, в пять вечера, хоть часы проверяй.

— На даче вели?

— Вели, но эп. пизодически, — Самотаев слегка споткнулся о новое для него словцо. — Там, как в деревне: незнакомцев видно за версту. Летом жила его жена с двумя пацанятами. Сейчас ездит то с ней, то один.

— А последний выезд?

— С женой, — помявшись, Михаил добавил, — похоже, Бармалей готовит дачу к зиме. На той неделе его жена все сносила в погреб.