Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Книга 2 - страница 7

По возвращении из Санкт-Петербурга, Зверев собрал узкий круг, куда вошел и поручик. Обсудив направление усилий, Зверев взял в руки гитару. Латиноамериканские ритмы вскоре сменились русскими песнями, но как же они были необычны!

Стихотворные мелодии сменяли одна другую. Одни совсем простенькие, другие с глубоким философским подтекстом, но все они объединялись непривычным стилем. Собравшиеся слушали затаив дыхание, лишь трое закрыв глаза нашептывали только им знакомое. Шульгин уже знал, что тренер иногда дает такие концерты, но слышал впервые. Чувствуя охватившую всех печаль, он вдруг ощутил единение. И таких людей он когда-то называл чернью?

С того вечера в памяти сохранились «Кавалергарды» и песня о смоленской дороге:

Сейчас возникало недоумение, как в забытой богом южной стране, могли помнить об истинно русской дороге?

Собственная мысль удивила, ведь он не на службе. Сам собой родился вывод — в нем проснулся профессионал. Об этом его предупреждали.

«Дознаватель из меня, конечно, не бог весть какой, но прав ротмистр Груздев — рано или поздно мы начинает искать подвох даже в собственной постели. Это наш крест, так что же меня тревожит в «чилийцах»? Может быть их знания? Бесспорно, люди они образованные. Невероятно, но даже математик, в котором за версту видно ученого, рассуждал о каких-то непостижимых тонкостях моторов авто».

Мысль Шульгина вновь вернулась к клубным делам. Построения борцов, команды и дисциплина — вот что разительно изменилось со сменой состава. Теперь перед началом тренировки раскатисто звучало: «Борцы, в одну шеренгу, стано-вись»! Далее, как положено: «Равняйсь», «Смирно», «Равнение на средину», — после чего следовали доклады командиров групп.

Команды исполняются четко и без суеты. Вводные слушались внимательно, подчинение беспрекословное. Такого не было даже в училище.

«Конечно, ему, офицеру Российской армии, приятно вновь окунутся в свой мир, но зачем это нужно Звереву? Впрочем, а почему бы Дмитрию Павловичу не ностальгировать по службе? — о том, что Зверев служил и служил отнюдь не рядовым, Шульгин не сомневался. Офицерская косточка» из Зверева, что называется, выпирала. Но где он служил?

С вопросами поручик не лез. Если тренер сам не говорил, то так и должно быть, а случайно оброненное Федотовым обращение к Звереву «морпех» только подтвердило предположения Шульгина.

«А может, зря я лезу в чужой монастырь? Никто из борцов, даже не заикается о политике. Что-что, а неприязнь к режиму я бы непременно почувствовал. Они действительно равнодушны. Все, как один».

Эта мысль успокоила и одновременно обескураживала.

«Как такое могло быть, коль скоро в любом салоне, в любом трактире все только и говорят о последних российских событиях!? — на мгновенье сердце заполонила ревность, ведь даже в училище он не видел такого безграничного доверия к командованию. — И все же любопытно, какими приемами достигается такое положение дел?»