Ох и трудная это забота – из берлоги тянуть бегемота. Книга 3 - страница 5
Были и очевидные ляпы конкурса. Во-первых, отсутствовало разбиение машин по классам, во-вторых, летных правил не существовало и в помине. Последнее обстоятельство едва не стоило Сикорскому жизни.
Когда пилотировавший свой С-6Б конструктор, пошел на посадку, в это место ломанулась группа людей. Сикорский едва успел довернуть влево и жестко приземлить самолет. В итоге: напрочь снесло шасси, сломало пропеллер, повредило другие части самолета, а сам конструктор только чудом отделался синяками. И это за неделю до окончания конкурса! Благо, что механики умудрились восстановить машину, и аэроплан выполнил последнее упражнение — взлет со вспаханного поля. Было в программе такое издевательство над аэропланами. Слава богу, никто не догадался присобачить картофелеуборочный модуль.
Выдержали конкурс не все. Для большинства участие являлось своеобразным символом и местом получения бесценного опыта. Большинству, но не всем. Одним из «пострадавших» оказался внуком пленного француза, попавшего во время войны 1812-го года в Сибирь. Гаккель-дед не стал возвращаться на родину. Сорокалетний Гаккель-внук, окончивший в свое время питерский политех, рассчитывал на выигрыш в этом конкурсе. Не срослось — по загадочным причинам моторы его самолетов отказывались заводиться, а на моноплане Гаккель-IX двигатель и вовсе заклинило. Случайно такое произойти не могло, но искать негодяя было бесполезно. Хуже другое — средств на продолжение работ не осталось, и на авиации надо было ставить крест.
Кому беда, а кому удача, вот и воспользовался ситуацией Федотов, предложив Якову Модестовичу потрудиться на благо отечественной авиации в своем КБ.
Разговор простым не оказался.
— Вы хотите довести мои аэропланы до законченного состояния? — Гаккель понимал, что Миг-1, и тем более, Миг-2, объективно совершеннее его машин, но надежда закончить свое детище конструктора не оставляла.
— Для вас есть задача много перспективнее, а ваши «гаккели» мы готовы выкупить в музей авиации.
Заманчивое предложение, и почетное. О недавно открывшемся музее авиации при товариществе «Авиазавод?1», Гаккель слышал. О нем писалось в «Вестнике воздухоплавателя» и он собирался его посетить, но предконкурсная гонка отнимала все время.
— Борис Степанович, прежде чем давать согласие, мне бы хотелось уяснить суть вашего предложения.
— Всего в этом разговоре я раскрывать не имею права, поэтому кратко. У нас есть перспективный и весьма не простой авиационный проект, и есть три группы молодых инженеров, которым категорически не хватает опытного руководителя.
— Вы меня видите в роли эдакого надсмотрщика? — тут же съязвил Яков Модестович.
— Скорее, в роли зрелого инженера-наставника, которому придется направлять творческую энергию талантливых обормотов. Поверьте, это будет не просто, на себе испытал. У них «гениальных» идей, как у паршивого кобеля блох. И еще, предупреждая вопрос о причинах моего к вам обращения, хочу пояснить — оно основано на мнении ваших бывших коллег. Даже господина Щетинина, в компании которого вы работали.
Посетив Москву, познакомившись с царящими на заводе порядками, Гаккель согласился и не прогадал. Поначалу он вникал в тематику. Удивил подход — каждая из групп по преимуществу занималась чем-то конкретным. Например, одна разрабатывала шасси и состояла из чертежника и инженера, который активно общался с коллегами из автозаводского КБ. Вторая проектировала фюзеляж и плоскости. Втянувшись, Гаккель обратил внимание, что многие задания являлись заделом на будущее. Такое расточительство могло себе позволить далеко не каждое товарищество. По-настоящему удивило и обнадежило взаимодействие с конструкторами автомобильного и моторостроительного заводов.
Первым самостоятельным проектом Гаккеля стал Миг-3. Самолет представлял собой высокоплан. Силовые элементы фюзеляжа и крыла, а так же закрылки элероны и неподвижные предкрылки выполнены из алюминиевых сплавов. Обшивка передней части фюзеляжа — пропитанная фенол-формальдегидным лаком фанера, остальные поверхности фюзеляжа и плоскостей перкаль.
Как ни настаивали самые дерзкие и нетерпеливые везде применить дюраль, от этого предложения отказались: «тряпично-деревянные» машины со скоростями до двухсот пятидесяти километров в час, выигрывали у цельнометаллических и по весу, и по стоимости. Федотов же добавил свою любимую фразу: «Восток, дело тонкое, торопиться не надо».