Охота на дьявола - страница 24

Гаврилова жила в другом месте, и основной ее работой была торговля пирожками с мясом на железнодорожном вокзале. Забота о старой женщине со временем становилась все более обременительной, и Гаврилова очень обрадовалась, найдя студентку, искавшую комнату. Сделка состоялась. В обмен на кров шестнадцатилетняя Наташа Кузнецова, студентка местного железнодорожного техникума, взяла на себя заботу о старухе.

Однажды соседка заглянула в окно к старой женщине и обнаружила, что та лежит на полу мертвая. Вызвали милицию, которая взломала дверь, предварительно отметив, что дверь заперта на замок. Стало очевидно, что у убийцы был ключ. Не составило также большого труда выяснить, что существовало только два ключа от дома. Один находился у Наташи, студентки, которая жила со старухой, второй, запасной, — у Гавриловой.

Наташу взяли в техникуме и доставили прямо на место преступления, где толпились милиционеры, соседи, фотографы, эксперты и понятые.

Наташин ключ обнаружили в доме. Второй ключ позднее нашли у Гавриловой. Ход логических заключений был простым и ясным: дверь была заперта снаружи; существовало только два ключа; следовательно, владелец второго ключа закрыл дверь снаружи, а стало быть, этот владелец и является убийцей.

В ходе допроса Наташа вынуждена была признаться. Она сказала, что однажды ночью Гаврилова, страстно желавшая заполучить наследство, пришла в дом старой женщины со своим другом Борисом. Они убили старуху кочергой и заставили ее, Наташу, принять в этом участие, угрожая в противном случае убить также и ее. Потом они заставили ее уйти из дома вместе с ними и посоветовали провести ночь где-либо в другом месте.

Студентка Наташа Кузнецова была приговорена к пяти годам тюрьмы как соучастница. Гаврилова протестовала, утверждала, что она невиновна, все время вплоть до помещения в камеру смертников, где она в настоящее время ожидала решения своей судьбы. Бориса так никогда и не обнаружили.

Снова и снова перечитывая иные показания, прослеживая весь процесс развития этой истории вплоть до признания и судебного разбирательства, Костоев пришел к выводу, что дело это дурно пахнет.

Казалось, трудно опровергнуть логику рассуждений, связанных с ключами. Однако должна была существовать более сильная логика, та, которую он называл «логикой самой жизни». Если бы Гаврилова хотела убить старуху, то возможностей для этого в течение всех тех лет, когда она присматривала за ней одна, у нее было сколько угодно. Зачем ей понадобилось вмешивать в это дело студентку, не говоря уже о неуловимом Борисе? И зачем убивать старуху кочергой, когда это можно сделать другим способом, так чтобы смерть выглядела естественной и не навлекала никаких подозрений на нее, Гаврилову, — единственную, кто был заинтересован в этой смерти?

Он решил навестить приговоренную в камере смертников — маленькой, темной, с одним небольшим окошком под самым потолком.

Полная черноволосая Гаврилова была вдвое старше Костоева и выглядела простой, добродушной русской женщиной. Но он давно усвоил: столь же добродушно может выглядеть и преступник, совершивший убийство.

— Сынок, — попросила Гаврилова, — уже скоро два года, как я в тюрьме, и почти четыре месяца сижу в камере смертников. Не мог бы ты мне помочь? Я никогда никого не убивала, но не могу ничего доказать. Все сделала Наташа, которая утверждает, что я убийца. Находиться здесь ужасно, но я знаю, что меня не казнят.

— Откуда вы это знаете? — спросил Костоев.

— Однажды ночью во сне мне явился святой Михаил и сказал: «Твою жизнь спасет человек, который докажет, что ты права».

— А что еще сказал святой Михаил?

— Он сказал, что каждый день к окошку моей камеры будет прилетать голубь, чтобы убедиться, что я еще жива. И после этого не было дня, чтобы голубь не прилетел к моему окну, не сея и не поворковал немного перед тем, как снова улететь.

Встреча и разговор с Гавриловой, бесконечное возвращение к материалам дела и анализ их — все это укрепило Костоева в убеждении, что следствие и суд с самого начала пошли по ложному пути.

Показания студентки Костоев оценил как нагромождение лжи. Вместе с тем продленный Президиумом Верховного Совета СССР срок содержания под стражей Гавриловой и Кузнецовой истекал, и Костоеву предстояло решить вопрос об обращении в Москву за очередным продлением срока. В мучительной борьбе с собой и вопреки уговорам руководства прокуратуры Костоев принял решение: просить о продлении срока для одной только Кузнецовой, а Гаврилову освободить под подписку о невыезде.