Охота на фейри - страница 5

— Ты на самом деле теперь слепая? — спросила Эдрина и вздохнула. Она много вздыхала. И она была такой худой и бледной для моего нового «зрения», будто вздохи могли сдуть ее.

— Похоже, — отозвалась я. Мои страх и горе — а их было много! — я подавляла, как могла. Я не хотела жалости. Особенно от этих двух. Это были подруги Хуланны, не мои.

Еще одним слепым человеком в деревне была матушка Халфэкрс, и ей было почти восемьдесят. Она ослепла в прошлом году. А я? Мне было всего семнадцать, я только начала жизнь. Что мне делать теперь, без зрения? Как мне охотиться? Как завести семью? Как содержать дом?

Парни не посмотрят на меня. Я и не хотела этого. Совсем. Мне было хорошо с родителями, охотиться с отцом, пасти коз, мне не нужны были глупости как романтика или танцы под луной. Я не была Хуланной.

Сердце болело от мысли о ее имени. Я отогнала это.

Как мне убедить их, что я не была теперь беспомощна? Как мне быть яростной и независимой, если мне нужно было, чтобы они говорили, где все было? Это раздражало больше всего. Не потеря — я не хотела думать об этом — а то, что теперь я была прикована к другим людям.

— Мама говорит, ты теперь не найдешь мужчину, — сказала Хельдра.

— Да, это сложно, когда их не видно, — согласилась я. — Они могут легко спрятаться.

Эдрина рассмеялась, а потом понизила голос:

— Ты видела одного из Светлого народа?

От этого названия холодок пробежал по мне. Они забрали ее. Они забрали мою сестру, мою лучшую подругу, мою двойняшку. И я больше ее не увижу. Я слышала, как родители шептались всю ночь в своей комнате. Они думали, что я спала, но кто мог спать с такой потерей?

— Никто не ходил в круг с той девчонки, когда я был еще маленьким, — сказал отец. — Как ее звали?

— Джунан, — ответила мама. — Помнишь ее мать? Старую матушку Калвер? Она так и не оправилась.

— А девочка не вернулась, — мрачно сказал отец.

— Мне стоило приглядывать за ними, — сказала мама. Ее голос был полон вины, и я вздрогнула от ее слов. Это была не ее вина, а моя.

— Им семнадцать. Ты не можешь вечно приглядывать за ними как за малышами, Генда.

— Я могла это предотвратить, — ее голос оборвался всхлипом.

И я пыталась после этого закрыться от их слез и вины. Потому что это была не вина матери или отца. Это была моя вина.

Я схватила с земли камешек и бросила, как я думала, в сторону сарая. Здания, деревья, камни — предметы — было сложнее видеть этим новым «зрением», чем людей. Чаще всего их не было, а когда они были, это были только тусклые тени, из-за которых идти было почти невозможно. Хуже того, всюду были следы. Сияющие следы были яркими или тусклыми. Слабые ауры. Призраки, которых там не было, но они выглядели так, словно были.

Я стала подозревать, что «видела» другую грань. Духовное царство вместо физического.

— Моя мама говорит, что, если бы твоя мать вырастила тебя правильно, ты никогда не оказалась бы у тех камней, — сказала Хельдра.

— Но Олэн ходит к камням каждый день, — сказала Эдрина.

— Это его работа, — сказала Хельдра. — А не желание выделиться.

— Они были красивыми, — резко сказала я Эдрине. Я хотела, чтобы люди перестали ругать Хуланну. Я хотела, чтобы люди замолкли, ведь не знали, о чем говорили. — Самые красивые создания на свете. И у них радужные крылья, как у стрекоз. И один из них сказал Хуланне, что она ему снилась, и что их пара — это судьба.

Эдрина вздохнула.

— Это так романтично.

Ее аура задрожала и порозовела.

— Это выдумка, — Хельдра отбросила назад тонкие волосы. — Светлый народ не обратил бы внимания на девчонок Хантеров. В деревне полно девушек милее, чем они.

Она имела в виду себя, конечно, и она была милой, но я думала не об этом. Я видела кого-то — видела! — впервые с тех пор, как потеряла зрение. И это был он, фейри, от которого я убегала. Он был полон красок и деталей, и я видела красоту в его лице. Мир рядом с ним был озарен, словно он держал лампу, давая и мне его увидеть. Он прошел мимо нас, словно он делал так каждый день, подхватил козу на руки, подмигнул мне и пропал среди призрачных деревьев.

Холод наполнил меня, проникая вглубь души, а во рту пересохло, словно там были опилки.