Охота на Кавказе - страница 20

Гирей-хан отвечал на это, что он убьет и больше, сели я возьмусь выгнать кабанов на то место, где ему будет удобно стрелять. Впрочем, я согласился уступить Гирею лошадь мою, а сам сел на другую. Татарин же, у которого я взял лошадь, сел на Гирееву лошаденку и отправился в аул за арбой, а мы поехали дальше. Не успели мы проехать несколько времени камышом, как снова подняли кабанов… опять лай, крики и выстрелы Мы рассеялись по камышу… Я ехал едва заметной звериной тропой, как вдруг что-то перескочило через нее. В полной уверенности, что это кабан, я бросился за ним, проскакал уже с версту, зверь все шел передо мной. Камыш стал редеть, и я приближался к окраине. Удар плетью — и я выскочил на опушку. По гладкой поверхности степи, заломив на спину рога, несся огромный олень. Я за ним, но он стал отделяться от меня так быстро, что я тотчас увидел невозможность догнать его. Я остановился… и как досадывал, зачем отдал мою лошадь!.. Я стоял и прислушивался, стараясь узнать направление, которое приняла охота; но ветер был от меня, и я слышал только, как шумел камыш… Вдруг треск, и не успел я вынуть из-за пояса пистолет, как стая кабанов, штук в тридцать, бежала мимо меня. Я выстрелил почти не целясь, еще выстрелил и оба раза неудачно. Тяжелые звери, подкидывая задом, неслись довольно быстро, когда, вслед за ними, выскакал из камыша Гирей-хан. Пока я зарядил свой пистолет, он ни на волос не укорачивая шагу, успел выстрелить три раза и три раза зарядить свою винтовку. После каждого выстрела один из кабанов оставался на месте мертвым! И я уже больше не раскаивался, что уступил Гирею мою лошадь. После последнего выстрела, почти в упор, повалившего огромную свинью, которая шла впереди всех, кабаны круто повернули в камыш. Лошадь пронесла Гирей-хана, и кабаны уже уходили в камыш, когда я выстрелил по ним также в упор и ранил одного. Он начал отставать и, наконец, остался на поляне без своих товарищей. В это время Гирей, успев остановить и повернуть лошадь, выстрелил, но, вероятно, видя, что_>; кабан уходит, поторопился: зверь не лег на месте, а, споткнувшись раза два, вскочил в камыш. Гирей-хан стал называть собак, а я заряжать. Откуда взялись собаки, не помню, только они с лаем бросились по следу раненого зверя, а когда мы подъехали, они уже рвали его. Моя пуля попала кабану в бок и вышла навылет. Гиреева — под переднюю лопатку. Остальные кабаны, убитые им, все были ранены между ухом и глазом, Пока мы вытащили этого кабана на поляну, выехали и другие охотники. Наконец явился и князь. Он тащил огромную свинью, ремнем привязанную к хвосту его лошади. Предсказание Гирей-хана не сбылось: ему удалось одному, без посторонней помощи, убить зверя. Солнце уже садилось, когда мы возвратились в аул…

В том же году пришлось мне случайно видеть охоту, на коз, очень для меня памятную. Это было в отряде… Мы шли из-за Кал-Юрта к Казакачам, по левую сторону Сунжи. Вышли мы довольно рано. Туман только что подымался. Я обратил внимание на группу черных точек направо от отряда.

— Ведь это неприятель? — спросил я у солдат.

— Кажется, неприятель, — отвечали мне.

Я стал смотреть на эту мнимую партию. Голова нашего отряда уже поравнялась с ней, а она не шевелились.

— Да это кладбище, — сказали солдаты, что и действительно было так.

— А вот это так не кладбище, — говорил один из офицеров, ехавших подле орудий, показывая влево, где также виднелась какая-то черная масса, но уже движущаяся.

Она все более и более приближалась к авангарду, от которого отделилось несколько человек конных, поскакавших по направлению партии.

— Сейчас начнется потеха! — сказал я.

И действительно, раздалось несколько ружейных выстрелов. Партия направилась мимо отряда к нам. Вдруг крик: «козы! козы!» и мы увидели, что приняли издали за партию неприятелей огромный табун диких коз. Не только мне, но даже старым охотникам, как они говорили, не случалось

видеть такого огромного табуна: коз было, по крайней мере, тысячи полторы.

Все верховые понеслись навстречу неприятелю этого нового рода. Бедные животные почти не могли бежать; острые копыта пробивали череп, который резал им ноги. Их стреляли, рубили шашками, загоняли в самый отряд, так что даже пехотинцы закололи несколько коз штыками. Я вскочил в самую средину большого косяка. Ружья у меня не было, а о шашке я совсем забыл. Козы стали кругом моей лошади. Наконец, косяк разбили на две партии, из которых одна побежала прямо на отряд и была встречена чуть не батальонным огнем. Но только одна коза осталась на месте, другие рассыпались по степи, несколько коз бросились на отряд и проскочили между повозками и людьми. Скачка и стрельба продолжались во все время перехода, так что когда мы подошли к Казакачам, то почти все казаки, милиционеры и офицеры вели своих лошадей в поводу: многие из лошадей были ранены, почти все перерезали себе ноги. Казалось, будто отряд вышел из жаркого кавалерийского дела. Зато на каждой повозке, на орудиях и тороках у казаков, — везде виднелись убитые козы.