Охота на Лань. История одной одержимости - страница 15

Лоренцо Альба махнул ему рукой из конца залы: охотник снова был окружен дамами. Марко усмехнулся и направился к нему.

В Лоренцо Марко поражала непосредственность, с которой тот общался с женщинами. Не было в нем слащавости, напыщенности и желания произвести впечатление, но женщины при виде Лоренцо оживали, каждая стремилась захватить его внимание, получить от него комплимент или, на худой конец, просто обращенную к ней фразу. И еще Марко нравилась щедрость, с которой Лоренцо делился своими подругами с друзьями. Он легко мог свести пару, ловко устроить им знакомство и свидание. Марко не раз просыпался в постели с красотками благодаря Лоренцо. И кажется, сегодня он наметил для него Альбертину, так представил он красавицу брюнетку, которая поначалу оторопела при виде Марко, а теперь просто старалась быть любезной, отводя взгляд от его кривоватого и выдающегося носа.

Так не пойдет… Марко бросил тоскливый взгляд на танцующую с Лоренцо Медичи Джованну. Пора сосредоточиться на Альбертине.

Он улыбнулся, пригласил свою даму в сад, и пока они гуляли, беседовали в полутьме апельсиновых и лимонных деревьев, она потихоньку сдавала бастионы холодности один за другим. Марко знал, что его голос женщинам приятен, что, когда они не видят лица, они слышат голос лучше, а значит, охотнее поддаются стихам и флирту. И вскоре без труда можно сорвать с ее губ поцелуй, нежно зарываясь пальцами в тонкую ткань сорочки, ласкать углубление над ключицей, шептать на ушко легкие приятности и ничего не значащие для обоих признания… Он слушал ее учащенное дыхание, губами ловил частый пульс на шее. Легкий стон, и бастион пал, Альбертина сама потянулась к нему за еще одним поцелуем. Словно апельсин, снятый с ветви дерева, легла в ладонь Марко ее грудь…

Спустя полчаса, утомленный любовной игрой, но довольный, как разнежившийся на солнце кот, Марко возвращался в зал, на ходу приводя одежду в порядок. Коридор был пуст, темен, но сверху доносились звуки музыки, и Марко шел на них. Голоса спускающихся мужчин поначалу не привлекли его внимания, но потом прозвучало знакомое ему имя, и он насторожился. Прижавшись к стене, он услышал кусочек разговора:

– Клянусь, многое бы отдал за возможность вставить юной Альба.

– Придется подождать, пока ее не выдадут замуж. Девы обычно сложно поддаются штурму, а вот единожды взятые города то и дело падают в объятья завоевателей, – Марко показалось, это был голос Пьеро Медичи.

Громкий хохот.

– Да… Но нет ничего слаще, чем первому объездить брыкающуюся кобылицу, – снова хохот.

– Объездить… Да ты за все это время к ней даже близко не подошел, – это третий голос. Не такой хмельной, как два других. Тихий и вкрадчивый. – Послушайте, мы можем…

Но что они собрались делать и имело ли это отношение к Джованне, Марко не услышал: голоса удалились настолько, что ничего нельзя было разобрать. Он вышел из своего укрытия и попытался догнать говорящих, но те уже были далеко. Только три мужских силуэта и один слуга, несущий факел.

Марко от ярости сжал кулаки. Эти мерзавцы говорили о Джованне словно о последней девке, а сами недостойны нести ее плащ. Грязные скоты! Непременно нужно рассказать Лоренцо.

Анджело Полициано, воспитатель Пьеро и Джулиано Медичи, долго взвешивал слова, которые придется сказать старшему сыну Лоренцо. Великолепный сам напомнил ему о неприятном поведении Пьеро на празднике. Тот слишком явно домогался танца от Джованны весь вечер, бегал за ней, как собачка, и только когда девушку окружили братья, отстал. Мало того, что некрасиво, так еще и неприлично, учитывая то, что его жена Альфонсина не удостоена была бы и одного танца, если бы отец не указал ему при Анджело потанцевать с ней.

Его брат, Джулиано, был другим. Умнее и хитрее Пьеро. Часто Лоренцо вздыхал и жаловался, что не Джулиано – старший сын. Но увы, второй сын Великолепного должен был получить кардинальскую шапку, чтобы играть на стороне Республики в Риме.

Итак, Джулиано с удовольствием общался с Валентином и Лоренцо Альба весь вечер, что позволило юноше быть рядом с прелестной их сестрой и услаждать свой взор сколько угодно. Пьеро же глуп. Глуп и беспечен.