Охота на наследника - страница 6

стр.

Ну да она замужем! Подумаешь!»

Простыни еще не остыли, как его отец поспешил замести следы.

«– Чем ты занимаешься в Париже – это дело твоё, но здесь порочить нашу семью не смей! Не позволю!» – грозно напутствовал отец.

«И как», – спрашивается, – он узнал? А что теперь? Может ему и во Франции нельзя делать, то, что хочется?»

После того случая Бренсон принял решение навсегда обосноваться здесь и перестать, тем самым докучать, отцу. Так было бы лучше для всех. Десять лет скитаний уже надоели, а домой вход заказан, пора обосновать новый дом.

Прошагав в комнату со свойственной его походке небрежной грацией, Бренсон остановился возле гостя.

Лысеющий, тучный человек среднего роста с густыми бакенбардами, без сомнения был юристом отца. Как младший отпрыск он видел его несколько раз в жизни и каждый раз при малоприятных обстоятельствах. Поэтому в глазах Бренсона не отразилось ни гостеприимства, ни даже элементарного уважения. А вместо того в них застыл холод, напоминающий непробиваемую замершую озерную гладь, отдавая ни то темно–синим ни, то мрачно–серым цветом.

Юрист почтенно поднялся и сразу протянул хозяину дома руку. Молодой человек, ответив придирчивым взглядом, неохотно протянул руку и пожал пухлую, вспотевшую ладонь в ответ. Жест старого клерка, был скорее продиктован волнением, так как в данном случае, в не его конторы право первым подать руку оставалось за хозяином дома.

– Приветствую вас мистер Уэлсэр, – нервно заговорил юрист. Дрожащий голос выдавал напряжение, что ним владело. – Искренне сожалею за столь неуместный визит, но дело не терпит отлагательств.

– Время для визитов и впрямь не подходящее. Но отбросим условности – когда это останавливало вас в желание угодить моему отцу?

Бренсон намеренно дал понять, что такое раболепие не придает ему важности в его глазах.

– Ну, и чего на этот раз хочет мой высокочтимый родитель? – небрежно осведомился Бренсон, усевшись напротив гостя в широкое мягкое кресло.

Жестом он приказал слуге принести, им выпить. Ранее время отнюдь его не останавливало, учитывая, что он фактически еще не ложился, это можно считать затянувшимся вечером.

Юрист нервно протер лоб ситцевым платком и, не решившись сесть, посмотрел на Бренсона взволнованным взглядом.

– Мистер Уэлсэр, к моему великому сожалению должен сообщить вам, трагическую новость – ваш отец скончался. Примите мои искренние соболезнования по этому поводу.

Бренсон слегка поджал губы, и отвел взгляд.

– Скончался, – медленно повторил он вслух.

Немного помолчав, при этом, нисколько не изменившись в лице, как будто эта новость была совершенно заурядной, Бренсон все же спросил:

– И чем я могу помочь? Я знаю, что, то, что мне причитается, не стоило ваших особых трудов и тем более приезда. Вас прислал Ричард?

Бренсон вопросительно устремился на человека напротив в ожидании подтверждения его предположений, но тот почему–то молчал. Это вызвало тень озадаченности в непроницаемых темно–синих глазах молодого человека.

– Мистер Трен мой брат в курсе?

– Я…, даже не знаю, как сказать…, сэр, ваш брат… он, увы, тоже умер….

– Мой брат что?

Точно пораженный молнией, Бренсон застыл в изумлении от этой новости. Уж если смерть отца просто освободила его от пут родительского контроля и тем самым была не столь трагичной, то смерть Ричарда невосполнимая утрата.

«Это не может быть правдой!» – Мозг отрицал такую реальность.

Между ними, конечно, всегда стоял отец, разделив братьев, точно острая сталь ножа разделила спелое яблоко, но они все равно умудрялись оставаться родными людьми даже на расстоянии. Известие о смерти брата выдалось злой шуткой отцовского подхалима. Просто какое–то недоразумение!

– Этого не может быть! – подался вперед Бренсон, со звоном поставив стакан на стоящий рядом столик и тут же вскочив на ноги. Юрист же от испуга сел. – Они оба? Но это невозможно! Как такое может быть. Ричард погиб на службе?

Бренсон знал, брат, пребывая на службе, недавно был в Китае. Сейчас точиться опиумная война, но Ричард также заверял о преимуществе Английского положения, говорил, им ничего не грозит. Мол это политика, не более.