Охота на олигархов - страница 10

Котов просмотрел вёрстку. В сотне самых богатых людей России ему досталось лишь пятьдесят второе место. Красавчик Сидоров смотрел исподлобья с девятой позиции. Нурмухамет Сафин оказался тоже впереди — сорок пятым. Однако старый «друг» Кобрин нашёлся лишь в конце списка под номером девяносто шесть. Настроение Котова, и так вполне приличное, стало ещё более лучезарным. Хотя он был бы более доволен, если бы акулья Лёвкина улыбка и вовсе не появилась в первой сотне «Фэйса».

— Значит так, Василий, — Котов сложил листки в «совсекретную» папку. — Я тебе выдам сумму под личную ответственность. И за этот номер, — Стас кивнул на папку, — и за следующие два вперёд. Только — чтобы без фокусов!

— Какие фокусы, Станислав Евгеньевич! — искренне возмутился Василий. Он уже жалел, что приписал всего один ноль. Судя по реакции, шеф и на два ноля расщедрился бы без проблем.

Куршевель

Соня как полководец осмотрела гору. Они с Лёвкой сегодня были на этой трассе первыми, и потому Соня в глубине души чувствовала себя хозяйкой гостеприимной горы. К полудню народу на трассе Мармот заметно прибавилось. Это означало только одно — скоро Соне с Лёвкой пора обедать. Как раз, когда остальные позавтракают. Эта «красная» трасса для лыжников среднего уровня считалась одной из самых популярных, поэтому днём здесь начинался настоящий час–пик.

С вершины Куршевель был виден как на ладони: маленькие, со спичечный коробок домики под оранжево–красными черепичными крышами; движущиеся точки — автомобили; извилистая главная улица, в магазинчиках которых цены выше, чем даже в самой Москве — в Петровском Пассаже или бутиках Третьяковского проезда. «Станция, избранная звёздами», как поэтично именовали Куршевель‑1850, не могла позволить себе разочаровать российский туристов скромными ценами и старалась в этом смысле вовсю.

— Я — первая, — решительно заявила Соня и поправила горнолыжные очки. — А ты через пару минут. Не раньше!

— Боишься, что увижу, как ты грохнешься? — Лёвка потопал лыжами, стряхивая прилипший снег.

— Не боюсь, но опасаюсь, — независимо ответила Соня и, оттолкнувшись, устремилась вниз.

Дождавшись, когда тонкая фигурка в ярко–красном комбинезоне скроется за первым поворотом достаточно пологой, но извилистой трассы, Лёвка начал спуск. Он чувствовал себя чрезвычайно ловким и мужественным — катался он и вправду на порядок лучше Софьи. Но на более серьёзные и крутые горы, исключительно из джентльменских соображений, перебирался лишь когда Соня уезжала в отель.

Он совсем не жалел, что на эти зимние каникулы взял с собой именно её, Софью Перовскую, ведущую ток–шоу на НРТ. Нормальная девчонка, без комплексов и без притязаний на его, Лёвкину, независимость.

После того, как Катя окончательно вернулась к Петухову, Лёвка не заводил постоянную возлюбленную. Все женщины, с которыми у него складывались какие–никакие отношения, не могли сравниться с его ураганной Катериной. Да он и не сравнивал — решил вопрос о женитьбе отложить на некоторое, весьма неопределённое время.

Софья Перовская работала на НРТ уже больше года, но Лёвкиного внимания удостоилась недавно. А именно — когда осенью ток–шоу «Женская империя», которую Соня вела вместе с немолодой красавицей–актрисой, вдруг стало стремительно набирать рейтинг. Тогда–то Лёвка и начал присматриваться к агрессивно–рыжей, острой на язык ведущей.

Хотя знал её, естественно, раньше. Ещё когда только задумывалась женская передача и Соня прошла кастинг, именно Лёвка предложил для неё яркий псевдоним. Звонкая Перовская вместо простенькой Пёрышкиной — это был первый шаг. Второй — когда блеклую гладковолосую блондинку по настоянию хозяина канала Кобрина перекрасили в рыжую, а прямые волосы закрутили в пружинки. Так что в каком–то смысле Софья Перовская была его личным творением.

На предложение скатать в Куршевель размяться Софья согласилась сразу. Хотя и понимала, что это будет не совсем деловая поездка.

С нею было легко и просто, но всё же Лёвка не был влюблён. Прививка «Екатерина Чайкина» ещё действовала.

…И всё–таки она шлёпнулась! Обидно–то как — в самом конце. А всё из–за толстяка, который на широко расставленных ногах пытался выписать вираж в стиле «умирающий горнолыжник».