Охота за головами на Соломоновых островах - страница 33

Этой шхуной мы заинтересовались еще в Окленде, когда нажимали на все кнопки, включая кнопки архиепископского облачения, чтобы получить разрешение добраться на «Божьем ковчеге» до Соломоновых островов. Но «Божий ковчег» возил только людей, избравших христианство своей профессией, а наша профессия была гораздо ближе к язычеству. Наше нынешнее стремление скорее посетить «Божий ковчег» объяснялось не только интересом выяснить, что мы потеряли, не попав на шхуну раньше, но и желанием использовать находящегося на ковчеге святого Ноя, который, будучи авторитетом для местных жителей, мог бы объяснить на понятном им языке сложную проблему позирования, рисования и оплаты. Несомненно, что, выступая от нашего имени, Ной сильно поднял бы наш престиж, который в таком подъеме нуждался.

Жители деревни были уже в лодках, готовые устремиться к медленно подплывавшему «Божьему ковчегу». Мы ринулись в полосу прибоя и вскочили в переполненную туземцами лодку. Не успели на шхуне спустить трап, как мы уже были на борту.

Будучи единственными белыми посетителями, мы пользовались исключительным вниманием и были немедленно приглашены к чаю, разносимому темнокожими христианами. Мы познакомились с новым священником — туземцем, прибывшим к месту службы. Затем нам удалось посмотреть альбом великолепных рисунков, сделанных новообращенным христианином, которого везли в Окленд для религиозного просвещения. Местный Ной подарил нам туземные браслеты и плетеные корзинки, собранные на различных островах, и объяснил туземному старосте наши желания. Получив от него обещание все исполнить, он отправил нас к берегу на собственной шлюпке. Туземные матросы перенесли нас на руках через линию прибоя.

Вернувшись в Руавату, мы в ожидании отплытия «Божьего ковчега» и успокоения жителей принялись за портрет наследника наших хозяев и заодно написали их портреты.

Все это было не к добру.

Следующая неделя после отплытия «Божьего ковчега» казалась бессодержательной по сравнению с предыдущей. На фоне окружавших нас песка, моря и неба не происходило ничего; с таким же успехом Руавату мог бы находиться на рифе среди океана.

Обычно в Руавату останавливалось судно, развозившее товары из Тулаги и принимавшее заказы от потребителей. Но теперь даже и это судно не появлялось. Наш хозяин высказывал предположение, что судно обслуживает волонтерскую армию на острове Малаита. Мы придерживались другого мнения и считали, что причиной является забастовка Докеров в Сиднее, что заставило «Матарам» привезти только почту и казенный груз. По этой причине не стало горючего для частных моторных лодок, и пользоваться ими стали крайне осмотрительно.

С продуктами стало очень трудно. Руавату терпел недостаток консервированного масла и чая, а керосина осталось так мало, что с наступлением темноты мы пользовались свечами, да и то очень экономно.

Жизнь белых плантаторов крайне хрупкая штука, если происходящая в полутора тысячах миль отсюда забастовка могла поставить жизнь под угрозу (блокада, могущая возникнуть в дни войны, полностью изолирует эти острова).

Мы чувствовали себя крайне неловко, помогая уничтожать скудные запасы хозяйского продовольствия, но ничего не могли поделать. Мы находились в таком месте, откуда нельзя было послать самим себе телеграмму, срочно вызывающую нас домой. Ничто не могло спасти хозяев от нашего присутствия до прихода «Матарама». Положение становилось еще более острым из-за продолжающейся засухи. Мы наблюдали черные столбы ураганов, проносившихся в морской дали, но ни единая капля дождя не упала на железную крышу Руавату. Уровень чистой воды в цистерне не достигал четверти, и эта вода использовалась только для питья, готовки пищи и купания ребенка. Ни о какой ванне в Руавату нам нечего было и мечтать.

Через плантацию протекала река, в которой можно было плавать. Мы спросили, есть ли в реке аллигаторы (точнее, крокодилы), и нам ответили, что крокодилы водятся в ограниченном количестве, но зато есть акулы, которых следует опасаться. Океанский прилив на берегу Гвадалканара отличается большой мощью, и волны, затопляя песчаный бар, глубоко врываются в устья рек. Вместе с приливом попадают в реку акулы, которые остаются в реке, поскольку песчаный бар непроходим после отлива. С окончанием прилива река становится темно-коричневой от прогнивших обломков деревьев и каких-то извивающихся морских существ. Помимо этого, река протекает мимо туземных деревень, и, плавая в ней, можно наглотаться вдосталь возбудителей дизентерии. Несмотря на все, единственным препятствием для наших экспериментов с крокодилами, акулами и бактериями дизентерии были наши раны. Все они были результатом расчесывания мест укусов всяких насекомых. Стоило почесать укушенное место, как немедленно возникало пятно, которое не исчезало даже при ежедневном лечении и перевязках. Оно становилось шире и глубже, доставляя нам серьезное беспокойство.