Охотница - страница 22
— Нашла бы ты себе кого получше, — Мэл махнула рукой в сторону кухни. — Пицца в холодильнике, если что. Чайник недавно кипел.
Когда я принесла в гостиную две чашки чая, сахарницу и разогретую в микроволновке пиццу, Мэл как раз сосредоточенно наносила лак на ногти. Они у неё всегда как произведение искусства, и я думала, что это заслуга её маникюрши. Ан нет, оказывается, всё сама, всё сама.
— За что ты так его не любишь?
— Кого? А, Макса твоего? — она поморщилась и критически оглядела дело рук своих. — Не переношу шкурников, вот и всё.
— Ты его даже не знаешь практически.
— Я знаю главное — он зарится на твои деньги. То есть, не твои, а твоего отца, но это дела не меняет, — Мэл помахала растопыренными пальцами в воздухе. — Ну вот, застынет, и можно будет наносить верхний слой.
— У тебя здорово выходит.
— Курсы визажистов. Я и гримироваться перед выступлениями предпочитаю сама. Ты, кстати, не думала?
— О чём?
— О курсах каких-нибудь. Приобрети профессию.
— Ну, у меня и так вроде бы диплом есть.
— Вот именно, что вроде бы, — она осторожно взяла чашку с чаем. — Куда ты с ним пойдёшь, с этим дипломом? Не смеши меня.
— Мне, в общем-то, на жизнь зарабатывать необходимости нет.
— Да разве в заработке дело? У тебя должна быть своя жизнь. Своя работа. Можешь не гнаться за заработком, но это личный рост, реализация. И новые люди. Глядишь, и найдёшь себе кого-нибудь другого.
— И где будет гарантия, что этот другой не позарится на мои деньги?
— А ты гляди в оба. На то и щука в море, чтобы карась не дремал. Но даже если выйдешь за этого своего Макса… Думаешь, он после свадьбы будет тебя так же ценить, как до?
Я поморщилась. Слова Мэл неприятно соответствовали моим собственным мыслям. От которых мне в последнее время почти удалось избавиться, и вот она мне снова о них напомнила.
— Ты не кривись, а посмотри вокруг. Домохозяйки мужьям скучны. И не надо говорить, что дом вести — это та же работа. Может, и работа, да только мужику, кроме борща и мягких тапочек, нужно что-то ещё. Борщ и тапочки он воспринимает как должное. Вот на своих родителей посмотри — у твоей мамы собственное дело, ага? И живут вместе много лет, душа в душу. Когда жена умница-красавица, да ещё и независима, муж такую будет ценить. А не домашнюю клушу, которая и так от него никуда не денется, потому что ей и идти-то толком некуда.
Она откусила острый угол от треугольного куска пиццы и принялась жевать, прервав свой монолог.
— Ну, насчёт красавицы — это точно не про меня, — пробормотала я.
— Ты, мать, себя-то не недооценивай, — сурово посоветовала Мелюзина. — А то так и будешь довольствоваться такими вот Максами. Женщина красива настолько, насколько себя ощущает. Вот я, например, каких хочу, таких и выбираю. Думаешь, хоть один отказал?
Я покосилась на неё и завистливо вздохнула. Ей, с её точёным носиком, легко говорить, не то, что моя картошка.
— Хотя, справедливости ради, их и уговаривать особо не надо, — Мэл отложила оставшуюся от куска корочку и вздохнула. — Я ведь не на пустом месте говорю, что женатики только на сторону и смотрят. Ты бы знала, что я от мужей про их жён наслушалась! Даже если женились по любви — глядь, пройдёт годиков пять-семь, и былая нимфа превращается в корову. Которая, может, домашняя и уютная, но с ней ску-учно!
— Так ты у нас — разбивательница семей?
— Да нет, зачем? — она пожала плечами. — Я ведь замуж не хочу. Так что ни одного мужа ещё из семьи не увела.
Я взяла второй кусок, и некоторое время мы ели в молчании. Чай в чашках кончился, и Мэл сходила на кухню за чайником.
— Люди делятся на две категории, — я кивнула на оставленные ею корочки. — Тех, кто ест пиццу целиком, и тех, кто оставляет корку.
— Я всегда их оставляла. Не люблю пустое тесто.
— А по-моему, корка — самое вкусное и есть.
— Ну да, я помню — ты и вафельные коржи без начинки грызёшь. Хотя они на вкус как картон.
— Много ты понимаешь…
Разговор вернул на безопасно-кулинарные темы. Потом мы допили чай, и Мэл докрасила свои ногти, а попутно прочла мне маленькую лекцию по искусству маникюра. Домой я засобиралась уже совсем поздно.