Охотничье братство - страница 31

В своей каюте на «Севастополе».

Волк Рек. (Фото Е. Фрейберга. 1917 г.).

Эскадренный миноносец «Счастливый» под обстрелом с «Гебена». (Снимок с «Дерзкого» гардемарина Е. Фрейберга. 1915 г.).

Я привез Турахи в Ленинград. Дал себе клятву, что обязательно перееду жить куда-нибудь на Байкал. В этой поездке я сделал открытие, касающееся моего друга, многократное подтверждение которому получал потом, путешествуя по его следам: всюду меня встречали люди, помнящие его и даже влюбленные в «вашего Евгения Николаевича».

Характеризуя дядю Женю как человека, надо прежде всего отметить его храбрость, какую-то лихость, с которой он постоянно искушал судьбу.

Во время первой мировой войны два немецких корабля: броненосец «Гебен» и крейсер «Бреслау» — прошли в Черное море. В тумане наши эскадренные миноносцы «Счастливый» и «Дерзкий» наткнулись на немецких гигантов и попали под орудийный обстрел. Силы были неравные, конец близок.

Фрейберг был на «Дерзком» в ранге практикующего гардемарина, места в боевом расписании не имел и мог делать все, что угодно. Он вытащил на палубу фотоаппарат с треногой и принялся за работу: делал снимок за снимком. Некоторые из них оказались весьма удачными: на одном в поле зрения даже часть палубы «Дерзкого» и совсем близко огромный фонтан от тяжелого снаряда. Сгустившийся туман спас миноносцы.

Снимки были опубликованы в тогдашнем «Огоньке», а гардемарин Е. Н. Фрейберг получил Георгиевскую медаль.

Однажды, уже во время гражданской войны, на Волге корабль, на котором воевал Женя и его неизменный спутник и друг Воля Романов, стоял на якоре, когда на берегу шло наступление красных. Между воюющими было еще большое расстояние. Женя с Волей взяли охотничьи ружья — с ними никогда и нигде не расставались, — спустили на воду руль-мотор, подошли к берегу и залегли в кустах. Цепи войск сыграли для охотников роль загонщиков. Друзья взяли зайца и лисицу и благополучно вернулись на корабль. За эту авантюру Женя получил взыскание от командующего флотилией Раскольникова.

Участником другого весьма рискованного предприятия довелось быть мне самому. Это была топографическая съемка западного берега Новой Земли, производимая с парусных шлюпок. Женя был начальником партии, а меня он взял помощником, матросским старшиной. Местные жители, ненцы, доказывали начальнику экспедиции Матусевичу, что это безумное предприятие должно кончиться трагически. Я, по неопытности, не очень-то понимал всю степень риска, а Женя был в своей стихии. Съемка была проведена. (Этот поход я описал в рассказе «Под парусами по Баренцеву», опубликованном в журнале «Нева».)

Другой характерной чертой дяди Жени, казалось бы несовместимой с его дерзкой храбростью, была скромность. В компании он никогда не брал первого слова. Слушал других, попыхивая неизменной трубочкой. Молчал хитро и мудро. Поражало и его нежелание делать карьеру. Он брался за дело, достигал в нем профессиональных высот, а когда намечалось повышение по должности, вдруг резко менял ориентацию. После гражданской войны шла переаттестация моряков. Евгений Николаевич, по сути дела герой гражданской войны, мог претендовать на звание капитана первого ранга или даже адмирала. Однако, отвечая на анкетные вопросы о наградах и заслугах, серьезно сказал: «Не знаю, что тут писать, у меня только и есть что личная шашка от Троцкого и пистолет от Раскольникова…» Именно этих слов ему тогда говорить и не следовало. Так он и остался «военмор» Фрейберг, как он сам себя аттестовал.

Сколько я помню Женю, он всегда был в пути. Временами, правда, жил с нами в городе, работал, встречался с друзьями, но через некоторое время становился грустным и смотрел куда-то мимо собеседника, вдаль. Там он видел любимые байкальские берега, глухариные токовые распадки, думается, даже ощущал запах распускающейся лиственницы, а может быть, видел мощный закат у толбеев Новой Земли и слышал хриплые вскрики кайр на птичьем базаре. Вскоре он исчезал надолго и безвестно. Мы приходили встречать его на платформу прибытия дальних поездов. Он с трудом выбирался из вагона, одетый в самые разные меха, с рюкзаком, полным совершенно нереализуемых на деньги вещей, почти всегда с собакой. Сбрасывал рюкзак на доски перрона, протягивал нам поводок собаки, говорил: «Однако жарко у вас», — и раскуривал трубку.