Охотничьи тропы - страница 10
И вот наступает долгожданный день, о котором не раз мечталось в долгую зиму. Пароход отваливает от пристани и капитан каким-то особенно радостным и даже как будто торжественным голосом звучно кричит в переговорную трубу: «Полный, вперед!..»
Весна… «Божественная сибирская весна», — как назвал ее в одном из своих писем Сергей Миронович Киров. Тесно стало Оби. На низких местах вода уже выплеснулась за берега, разливается по лугам. Покрылись водой многочисленные острова на Оби; вспугнутые пароходом поднимаются с реки табуны уток и, отлетев, садятся вновь на залитую весенним солнцем ширь Оби. Зоркие глаза охотников следят за полетом птиц. Вон далеко, над заобской поймой, идет большой табун. — Шилохвость, — слышится голос в группе охотников. Мы с другом тоже следим за табуном. Красивая, осторожная птица, и мы знаем, что встретимся с ней на большом зимниковском полое, над которым проходит ее постоянный путь на север.
Сибирская весна капризна. Не один раз в середине мая нас захватывал в разгар охоты снег. Проснешься утром, выглянешь из палатки — бело. На четверть снегу. Ветер, буран. Однажды мы целый день плыли на лодках в снежную метель. Пухлый, мокрый снег засыпал зеленые кусты. Сочетание яркой зелени и снежной белизны было странным и причудливым. Но мы уже вымокли до нитки и перестали замечать необыкновенные берега и кусты в снежных цветах. Все наши устремления были направлены к рыбацкой избушке. Еще бы! Там должна была быть железная печь. Увы! Нам пришлось согреваться в холодной избе, то и дело пускаясь в неистовый пляс.
Погода, какой бы плохой она ни была, не страшит охотника. Охота — это боевая закалка человека. Как пригодилась она в годы минувшей Отечественной войны.
А ведь жизнь полна всякими неожиданностями.
И если что случится, охотник, воспитавший в себе выносливость, выдержку, меткость выстрела, не раз вспомнит, что охота была для него не праздным времяпровождением.
Полая вода — это десятки километров водной шири. Потерялись очертания многочисленных озер, вода ведет себя разгульно, переливается из речки в речку шумными потоками-сливами. По одному из таких сливов наши обласки стремительно выносит из русла реки Уень на широкий полой.
Почти весь день плывем мимо затопленных кустов. Люди мы земные, ищем надежную твердь, чтобы можно было на ней обосноваться. Но поиски тщетны. Все гривы затоплены. Только к вечеру один из нас, как некогда матрос на корабле Колумба, закричал:
— Земля, братцы!
Земля, к которой пристали наши лодки, имела весьма непривлекательный вид. Как губка, пропитанная водой, она при каждом нашем движении всхлипывала, словно жалуясь на свое незавидное бытие в окружении наступающей воды.
Но все же это была земля, полузатопленный островок в несколько квадратных метров. И мы могли разбить на нем палатку, набросав изрядное количество веток тальника.
Вода нас преследовала. Приедешь с вечерней зори, а она плещется у самой палатки. Опять аврал по перемещению. А утром та же история. И птицы мало, и рыба не идет в сети. Житьишко наше на этом утопающем островке было худое. И через три дня мы покинули его без всякого сожаления.
Иные охотники всю весну живут в буквальном смысле на воде. Ночь проводят в лодках, разводят костры на палках, набросанных на ветки кустов.
Мы любим устраивать свой стан на высоких местах, с бором, с широким кругозором. И есть у нас такое заветное место: каждую весну белеет на нем в окружении сосен наша палатка, а вокруг — простор больших и малых полоев. Густой бор тянется по берегу обильного птицей и рыбой озера Зимник.
Чудесное место Чуманский бор!
— В Чуманку, братцы! В Чуманку!
Лодки ткнулись в берег. Откуда-то вылетела синичка и села на склонившуюся над водой ветку тальника.
— Здравствуй, синичка, — сказали мы.
И она ответила на приветствие. В ее щебетаний услышали мы: «Располагайтесь, как дома, места для всех хватит. А мне при вас спокойнее, в обиду не дадите разным хищникам».
— Конечно, не дадим, — ответили мы, принимаясь разгружать лодки.
Бор, уже прогретый весенним солнцем, струил живительный смолевой запах, и первые цветы — белоснежные ветренницы — повернулись к нам: радушные, приятные хозяева приглашали нас к себе, усталых, истосковавшихся за несколько дней по добротной сухой земле.