Охотник - страница 7
Тем не менее, она о них думала! И ничего не могла с этим поделать.
Конан рассчитывал пристать к пиктскому берегу в том месте, где начиналась известная ему дорога.
И это варвару удалось. Каким образом, в такой-то темноте — уму непостижимо. Их маленький отряд, соблюдая строжайшую тишину, быстро двинулся вглубь страны пиктов. Конечно, при движении по тропинке возрастал риск попасть в засаду, но их предводитель решил рискнуть. Сейчас главным делом для них было уйти как можно дальше от берега. Извилистая лесная тропа совсем не походила на чистые и широкие улицы Тарантии, но идя через чащу, Клодий и Дианора, подняли бы на ноги всех пиктов в округе.
Им повезло: ни одного дикаря не занесла его темная судьба погулять на лесную тропинку. К исходу ночи отряд прошел не меньше пятнадцати лиг и, когда наступил предрассветный час, следопыты свернули в чащу, уже не слишком опасаясь потревожить сон пиктов треском валежника под ногами.
Несмотря на то, что отряд шел всю ночь, сейчас, свернув с тропы и пробираясь сквозь девственные заросли леса, они не пошли медленнее. Конан торопил.
Громадный киммериец не чувствовал усталости, и то же можно было сказать о его людях, привыкших к длительным переходам по бездорожью. Иное дело — Дианора и Клодий. Девушка — взмокшая, исцарапанная, растрепанная, лишь гигантским усилием воли заставляла себя переставлять непослушные ноги. Не лучше выглядел и Клодий. И без того бледный колдун стал вовсе землисто-серым, а водянистые глаза его напоминали глаза дохлой рыбы.
Наконец, когда сумрак рассеялся, Конан, шедший впереди, остановился и поднял руку.
— Надо отдохнуть и подкрепить силы, — сказал киммериец. — Ну, а колдун, тем временем, пусть воздух нюхает. Дальше ему нас вести.
Клодий, никак не прореагировавший на насмешку, прозвучавшую в словах варвара, кивнул и, отойдя в сторону, присел у корней трехобхватного вяза.
Он бессильно прислонился спиной к стволу и устало прикрыл глаза.
Следопыты и Дианора уселись кружком — кто на корточки, а кто просто на землю. Дианора, с наслаждением переводя дух, с любопытством оглядывала тех, с кем ей придется делить все тяготы и опасности похода.
Накануне Конан не успел представить ей четырех своих спутников, а может и не счел это нужным, сказал только, что эти четверо — его друзья и лучшие следопыты во всей Конаджохаре.
— Вот хлеб, госпожа… — обратился к девушке один из следопытов, и Дианора вздрогнула от неожиданности.
Какое-то совершенно новое, ранее незнакомое чувство вызвало в ней протест и толкнуло ее ответить:
— Меня зовут Дианора, — она не уставала поражаться себе.
Конан насмешливо изогнул дугой бровь. Но аквилонка повторила упрямо:
— Дианора… Не госпожа и никак иначе. Здесь в лесу мы равны, — над поляной повисло молчание, и девушка слегка повысила голос— Я прошу вас!
— Тише! — примирительно оборвал ее Конан. — Нам все понятно, зачем же шуметь.
Дианора замолчала, не найдя сочувствия ни в ком из следопытов и чувствуя себя среди них абсолютно чужой.
«Чего я собственно ожидала? — с досадой подумала она. — Я для них лишь тугой кошелек! Ради горсти монет они готовы терпеть мое присутствие и причуды, хотя предпочли бы меня здесь не видеть…»
Эта мысль глубоко уязвила честолюбивую аквилонку, и она, замкнувшись в гордом молчании, в течении всей остановки не проронила больше ни слова.
Конана нисколько не смутил ее неприступный вид, скорее он был только рад, что она попусту не открывала рот.
— Не люблю колдунов, — кивнув в сторону Клодия, проворчал киммериец.
Запив сухую корку изрядным глотком вина, Конан продолжил свою мысль:
— Я не про Клодия. Лично против него я ничего не имею. Но всю жизнь я старался держаться подальше от магов. Мне не везло. Слишком часто я сталкивался с чародеями самого разного сорта. К слову сказать, чем ничтожней колдун, тем большего жди от него зла.
Бледное лицо Клодия внезапно побагровело, но этого никто не заметил.
— Да, куда как веселее просто звенеть мечом, не думая, что тебя может поджидать какая-нибудь магическая дрянь, — вздохнув, закончил варвар. — Встречались мне, впрочем, и дельные чародеи… Но и к ним я никогда не питал нежных чувств. Эй, Клодий, иди к нам, поешь, а то того и гляди ноги протянешь!