Охотники по вызову [СИ] - страница 33

— Что вы можете сказать именно про эту люстру? — спросил Сэм.

Горбин не ответил и лишь пожал плечами.

— Слушай, ты… — Дин огляделся по сторонам и увидел выставленное в витрине ожерелье. — Я куплю вот эту штуку, если ответишь на наши вопросы.

— Боюсь, что вы переоцениваете свою платежеспособность, мистер Винчестер, — Горбин усмехнулся. — Это невероятно ценная вещь. Даже мистер Люциус Малфой, который искал подарок для своей невесты, не смог предложить мне за это ожерелье достойную цену.

— Вот за это убожество? — Дин непонимающе посмотрел на массивные, довольно грубо обработанные звенья и вставленные в них камни. Сапфиры вперемешку с плохо обработанными бриллиантами.

— Это «убожество» составляло комплект с некоей диадемой, которую носила очень известная дама тысячу лет назад. Оно очень, очень ценное.

— Что, ценнее тридцатисантиметрового отреза шкуры василиска, ровесника вышеупомянутой дамы? — Сэм вытащил из внутреннего кармана небольшую шкатулку и открыл ее. Внутри находился кусок довольно невзрачной змеиной шкуры.

— Мерлин мой, — Горбин схватился за сердце. — Значит, это правда про шкуру василиска. Что вы за нее хотите?

— Я уже сказал, — Дин забрал шкатулку из рук брата и захлопнул ее прямо перед носом владельца лавки. — Вот эту цацку и занимательный рассказ. Но прежде поведай нам, как оказалось, что владелец какой-то зачуханной лавки чуть ли не мультимиллионер?

— Я в основном посредник, — вздохнул Горбин. — Деньги, конечно, неплохие, но я далеко не миллионер. Иногда случается так, что хозяин одной вещи передает мне эту вещь для передачи покупателю (поверьте, это место защищено не хуже Гринготтса), и так получается, что оба умирают. Наследники не объявляются, так как подобные сделки не предаются огласке. Вещь хранится на нашем складе десять лет, как положено, затем поступает в нашу собственность, и мы ее можем выставить на продажу. Жемчужины вроде ожерелья Равенкло очень большая редкость, но еще большая редкость — то, что вы так небрежно носите в этой шкатулке, — Горбин обласкал взглядом шкатулку в руках Дина. Шкуркой их снабдил Сев, выделив из личных запасов, сказав, что иногда такие вещи являются лучшей валютой.

— Сколько на самом деле стоит ожерелье? И какие на нем чары?

— В том-то и дело, что никаких. Вот такое сочетание сапфиров и алмазов отражает направленную на них магическую энергию. Их невозможно зачаровать, поэтому, несмотря на то, что это вещь принадлежала Равенкло, многие считают цену в сто тысяч чрезмерно завышенной.

— Сколько?! — у Винчестеров глаза на лоб полезли.

Дин посмотрел на ожерелье, затем перевел взгляд на шкатулку и принялся что-то подсчитывать, загибая пальцы. Быстро сбившись со счета, он плюнул на это дело и снова посмотрел на Горбина.

— Насколько я помню, диадема Равенкло собирала на себе вообще все, что только можно, — Сэм недоверчиво посмотрел на ожерелье, припоминая довольно изящную вещь, которую они уничтожили. — И кстати, я видел изображение диадемы, они не похожи на парные предметы.

— Они парные по свойствам, — решительно отметил Горбин. — Диадема действительно словно притягивала к себе магию, прямо как эта люстра, а ожерелье блокировало ее действие. Вместе они создавали уникальную по своим свойствам комбинацию. Чтобы получить те свойства, что приписывались диадеме, ее нужно было надевать именно с этим ожерельем. Но увы, диадема была утеряна. Иначе этому комплекту не было бы цены, и даже вся шкура василиска не покрыла бы стоимость.

— Так, ладно, не проклято, и бог с ней, — Дин развернул свернувшийся пергамент. — Кстати, как это проверить?

— Вот, — Горбин продемонстрировал незащищенные руки и вытащил драгоценность. — Видите? — он так же, голыми руками, достал из витрины шкатулку, в которую на бархат вернул ожерелье.

— Вы позволите? — Сэм быстро прошептал то самое заклинание, что позволяло видеть строение наложенных чар. Присмотревшись, Винчестеры и Горбин переглянулись. Ожерелье оставалось темным в том спектре, что давало заклинание. Более того, через очень короткое время действие заклятья закончилось. Оно просто исчезло, словно блеск камней рассеял его. — Чудненько.