Охотники за пармезаном - страница 9
– У меня было хуже, – вспомнил Хитчхайкер. – На прошлой неделе я стоял у зеркала в ванной и примерял новый комплект женского белья. И вдруг заходит моя двенадцатилетняя дочь. Сразу глаза по серебряному доллару. «Ты что, – говорит, – делаешь, дэдди?» «Дарлинг, – отвечаю я ей, – это не то, что ты думаешь. Подрастешь – я все объясню». Кажется, так и не убедил. И вот что она теперь думает о своём папочке?
– Безвыходное положение, – пожаловался Никербокер. – Один раз я забастовал, мол, не буду больше переодеваться и все. Так босс на месяц перевел меня на самую грязную работу. Я вывинчивал лампочки в московских подъездах, крал канализационные люки по ночам, выламывал плитку на тротуарах. Бывало, что и кнопки в лифтах жёг. Так что брить ноги – не самый скверный вариант.
– Ты лучше подумай, что довелось испытать Эбигейл М. Чизбургер, блондинке из второго отдела. Наш больной ублюдок заставил ее переодеться мужчиной-сантехником и нанести визит к Мэри Захаровой из МИДа. Эбигейл пришлось монтировать видеокамеру у Мэри в душе и целый месяц вести потом наблюдение. Ждала, пока раскроются какие-то государственные тайны.
– Раскрылись?
– Нет, – вздохнул Хитчайкер. – За весь месяц Мэри в душе так и не появилась.
– Да много, много наших работает в городе. Видел человека-пончика, который на углу всегда рекламирует лучшую московскую пышечную? Думаешь, он зря там стоит?
– Что, неужели и он?
– А ты думал…
– Ну, дела. Но хуже всего пришлось Моргану Э. Писмейкеру. За какую-то провинность бедолагу сослали в Иркутск торговать боярышником. Правда, операцию он выполнил блестяще, ждёт возвращения обратно.
– Ну что ж, ближе к делу. Через полчаса начинается митинг, нам пора. Ты печеньки взял?
– Разумеется. Они как бы с предсказаниями, но там на бумажках вместо предсказаний написано «Путин – вор!», «Не забудем, не простим!» И так далее. Все же мистер Обама – это голова.
– Только давай в этот раз на такси. Хватит уже метро. В прошлый раз в вагоне, в толчее, какой-то грубый мужлан схватил меня прямо за ягодицу.
– И что же здесь ужасного?
– Ужасно, что мне это понравилось, – грустно протянул Никербокер.
БЛОКБАСТЕР
В комнате для совещаний Первого канала сидели Константин Эрнст, продюсер Анатолий Максимов, режиссёр Андрей Кравчук и почему-то Данила Козловский.
Обсуждался сценарий нового фильма о Малюте Скуратове, на который по сусекам, с горем пополам, из бюджета наскребли миллиард рублей, двадцать миллионов долларов и два мешка венесуэльских боливаров, которые Николас Мадуро отдал российским братьям за ненадобностью.
– Название! – мягко, но строго глянув на собравшихся, сказал Эрнст. – Нам нужно хорошее название, которое, как известно, половина дела.
– «Волхв»! – неожиданно вмешался Максимов.
– Почему «Волхв»? – обомлели все.
– А почему прошлый фильм назывался «Викинг»? По-моему, ничуть не хуже.
Эрнст отмахнулся.
– Кудесник… Фарисей… Богоборец… Чревоугодник… Проныра… – раскачиваясь, бормотал Максимов случайные слова. Сидевший рядом с ним Козловский заткнул уши, чтобы не слышать.
– Итак, синопсис, – бодро продолжил Эрнст. – Простой паренёк Григорий Скуратов-Бельский a.k.a «Малюта» встревожен тем, что царя окружают заговорщики и пятая колонна. Он приходит к Ивану Грозному и говорит: «Надежа царь! Челом тебе бью! Доверь мне борьбу с супостатами!»
Максимов поморщился, как от незрелой хурмы.
– Наше кино будет не для историков, а для обычного быдла, такого, как мы с вами. Говорить надо попроще. Например: «Васильич, если будут проблемы, ты нам свистни, мы сразу подъедем с мужиками с Уралвагонзавода…» Прошу прощения, просто с мужиками. Грозный немедленно замечает толкового паренька и делает его своим полномочным представителем. И тот возглавляет тогдашнюю ФСБ – опричное сыскное ведомство. Следующая сцена: талантливый Малюта гусиным пером набрасывает логотип новой службы – перекрещенные собачью голову и метлу. Лого закажем в студии Артемия Лебедева.
– Актёров нет на главные роли, – пожаловался режиссёр.
– Как это нет? – оскорбился Эрнст. – Широка и богата людьми земля русская. Вот же сидит Данила Козловский. А Безруков? А этот самый… как его… Козловский? Я уж и не говорю о Безрукове!