Охотники за партизанами. Бригада Дирлевангера - страница 8

Немецкий исследователь Г.-П. Клауш отмечает, что в результате всего этого Дирлевангер «стал 40-процентным инвалидом»[48], а французский историк К. Инграо добавляет, что Оскар «был одним из очень немногих солдат Великой войны, которые сумели выжить, получив подобные увечья… Полученные раны постоянно тревожили Дирлевангера. Его левая рука была почти обездвижена, хотя протокол эксгумации его тела в 1960 г. и не подтверждает этого. Однако экспертиза скелета Дирлевангера показала деформацию левого плеча и сложный перелом ноги, в результате чего у него образовалась костная мозоль»[49].

Уже первые ранения выбили пулеметчика из строя; четыре месяца он провел в госпиталях и лазаретах, а 28 августа 1914 г. получил свою первую награду – Железный крест 2-го класса. 4 октября 1915 г. его удостоили вюртембергской золотой медали «За отвагу», а 13 июля 1916 г. его грудь была украшена Железным крестом 1-го класса[50].

С присвоением офицерского звания Дирлевангера назначили командиром взвода, которым он командовал до сентября 1916 г. После этого он был прикомандирован к штабу 7-й вюртембергской ландверной дивизии, а 1 ноября Дирлевангер стал инструктором дивизионных пулеметных курсов[51].

Заметим, что германский ландвер (второочередные, или резервные воинские формирования) был разбит на два призыва. В первый входили молодые люди возрастом 20–25 лет, в том числе вольноопределяющиеся, не попавшие на службу в регулярную армию. Во второй – отслужившие в резерве регулярной армии (25–32 года), а также воины, не годные, либо ограниченно годные к строевой службе (как в случае с Дирлевангером). Первый призыв предназначался для включения в состав действующей полевой армии, задачей второго была гарнизонная и тыловая служба.

7-я ландверная дивизия была сформирована 27 января 1915 г. из ранее отдельных 55-й ландверной и 57-й пехотной лай дверной бригады. С момента формирования до начала 1917 г. соединение сражалось на Западном фронте, участвуя в основном в позиционной войне в Верхнем Эльзасе, а затем – на Лотарингском фронте. После этого дивизия была переброшена на Восточный фронт (весной 1917 г.), где она осталась после заключения здесь перемирия. В 1918 г. соединение выполняло преимущественно охранные задачи на Украине и на юге России. На Восточном фронте дивизия находилась до самого окончания Первой мировой войны и была расформирована в 1919 г. во время демобилизации германской армии[52].

Курсанты лейтенанта Дирлевангера проходили подготовку в качестве стрелков и специалистов наступательного боя. Они должны были научиться грамотно использовать особенности местности, для того чтобы как можно ближе подобраться к вражеским позициям и неожиданно открыть огонь. Пулеметные команды зачастую выполняли функции ударно-штурмовых отрядов. Поэтому курс, разработанный опытными преподавателями, включал в себя инженерно-техническую и физическую подготовку, в том числе преодоление полосы препятствий и марш-броски с полной боевой выкладкой. Нередко имитировалась потеря наблюдателя или командира команды, чтобы бойцы были способны выполнять различные обязанности. Проводились дневные, ночные стрельбы, стрельба в противогазах и так далее.

Впрочем, обязанности инструктора не вполне удовлетворяли Дирлевангера. В апреле 1917 г. он добровольно вновь оказался на линии фронта в качестве командира 2-й пулеметной роты 123-го полка 7-й дивизии. Дирлевангер руководил этим подразделением до октября 1918 г. Как было указано выше, соединение к этому времени оказалось на Восточном фронте. 2 октября 1918 г. Дирлевангер получил новое назначение – исполняющего обязанности командира II батальона 121-го полка[53]. К этому моменту полк занимал позиции на Дону, участвовал в строительстве фортификационных сооружений, нес гарнизонную службу, обеспечивал похоронные мероприятия, охранял железнодорожные коммуникации [54].

К. Инграо замечает, что «Восточный фронт Великой войны был настоящей лабораторией по разжиганию расовой ненависти. Многочисленные письма немецких солдат пестрят сообщениями о нечистоплотности, неполноценности, примитивном характере местного населения. На эти “наблюдения” накладывались социал-дарвинистские теории и убежденность в якобы неизменном характере присущих “восточным народам” негативных черт»