Охотники за телами - страница 10

— Да это же охренительно точно все объясняет! — завопил Одноглазый. — Ради всех богов, ты бы мог в этом поучаствовать, Костоправ!

Я с трудом удержал себя в руках.

— Вы можете считать, что меня очень возбуждает то, что случилось с этой четверкой придурков, но она все же очень далеко отсюда. Возможно, и сама не знает, какой силы вожделение мучает этих созданий.

Пальцы Душечки заплясали. Я перевел:

— Зов становится слабее и хаотичнее. Они сосредоточились на своей безумной пирушке.

Преследующая Полночь уселась между Молчуном и Одноглазым, а Гоблин переместился на вершину импровизированного треугольника. Девчонка единственная что-то говорила. Эти седые охальники только кивали. Потом Молчун поднялся и направился в мою сторону.

Молчун и Душечка могли бы стать героями главной романтической трагедии нашего времени: обреченные никогда друг к другу не притронуться, но за годы воздыханий сблизившиеся до предела. Они могли подолгу находиться рядом, не обменявшись даже и взглядом, не то что прикосновением.

Они справлялись, хотя, должно быть, им было тяжело. Цитируя покойного Капитана: «Делай то, что должен».

Душечка и Молчун вполне могли, уединившись, следовать велению природы. Любые попытки заподозрить их в чем-то подобном они отрицали, но даже тупой отморозок Ржавый понимал, что они темнят.

Словно в подтверждение, Молчун подошел вплотную к Душечке и едва уловимо изложил жестами предложение Преследующей Полночь. И следом высказался против того, чтобы Душечка подвергала себя опасности.

Душечка вошла в Деревню Голодных Призраков осторожными шагами, а Костоправ, безрассудный Летописец Отряда, ступал по ее правую руку. Он даже откопал свой изредка используемый лук, подаренный Госпожой в приснопамятный момент освобождения из Башни. И лук ему очень шел.

Рядом были мой дорогой приятель Ильмо и двое ветеранов, Ведьмак и Масло. Также с нами, следуя несколько пугающему настоянию Душечки, пошел Ржавый.

Мало кто поддержал его кандидатуру, но так постановила Душечка. Ему нужен был шанс искупить содеянное. Он это, конечно, тоже понимал, но когда мы отправились к руинам, выглядел изрядно пришибленным. Мы собирались действовать по плану, который Полночь предложила, а Душечка приняла без колебаний. На сборы и выход Душечка дала нам времени не больше, чем требовалось семейству канюков, чтобы сделать пару кругов по небу.

Душечка пробиралась через руины осторожными шагами. Мы заметили несколько участков сохранившейся каменной кладки, но я предположил, что исходная постройка была сложена из глиняных кирпичей. Дождь в этих местах шел нечасто.

Пахло разложением, кое-где валялись кости, но я не встретил ничего такого, что не вписалось бы в мои ожидания.

Ведьмак буркнул:

— Напоминает местечко, где мы уже бывали.

Масло кивнул:

— Алоэ, лет пять-шесть назад.

— Земля там была ровнее, — отозвался я. — И обжитая. И там все-таки люди жили. Вполне себе приятные.

Ведьмак сказал:

— А ощущения были такими же. Ну вроде как знаешь, что в любой момент случится жопа.

Да. Что правда, то правда. Там тоже чувствовалась опасность.

Меня начало поколачивать. Трудно сдержать мандраж, когда в туго натянутый купол Душечкиной безмагии бьет и плещет нечто, похожее на жидких змей. Стоит образоваться малейшей щелке, и они нападут без промедления.

Но Душечка стала сильнее. Никаких щелей. Она сама была безмагией. Безмагию нельзя включить или выключить, Душечка могла разве что незначительно контролировать ее площадь и мощность. Очень незначительно.

Выглядело так, будто она знает, куда хочет попасть.

Надвигающееся поле безмагии спугнуло отощавшего осла, чьи кости были прикрыты шелудивой обвисшей кожей. Существо поковыляло прочь из опасного места, стремясь скорее от нас оторваться.

Душечка нервно помахала мне рукой. Какого хрена я просто стою здесь и таращусь?

«Голодные призраки», — напомнил я сам себе. Никаких угрызений совести.

Черная стрела тотчас прошила воздух. Испуганная сущность внутри животного в сочетании с излишними моральными терзаниями могли пустить все наперекосяк. Лучше уж быть живым и здоровым завтра, чтобы с чистой совестью сокрушаться о том, чего натворил сегодня.