«Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Том 1 - страница 20

Ко времени моего прикомандирования к дивизиону мой брат Николай был временно откомандирован в Московское губернское жандармское управление для исправления должности адъютанта, тогда вакантной, и я его уже не застал в дивизионе. Его начальник, уже и тогда престарелый, генерал-лейтенант Шрамм, оказывал ему большое внимание и сердечно полюбил его и, вероятно благодаря этому, перенес затем и на меня знаки своего расположения.

В дивизионе числилось около 25 офицерских чинов и около 300 нижних чинов - жандармов, набиравшихся согласно общим правилам, установленным для распределения их по кавалерийским полкам Ошибочно было бы полагать, что молодой парень, взятый на военную службу и попавший по усмотрению соответствующего воинского начальника в жандармский дивизион, чем-то отличался от другого рекрута, попавшего на службу в один из кавалерийских полков! Были лишь некоторые общие указания относительно

Рассия'^^в мемуарах

нежелательности зачисления в дивизионы жителей больших фабричных районов^>13 и другие, более или менее незначительные ограничения. Дивизион разделяли на два эскадрона. Во главе каждого из них стоял свой командир, и остальные офицеры были распределены по этим эскадронам. Значительный штат составлял канцелярию эскадрона; тут значились и адъютанты, и казначей, заведующий хозяйственной частью, делопроизводитель суда и еще какие-то должности. Офицеры, занимавшие эти должности, представляли собою, так сказать, «аристократию» части и, соответственно этому, не делали ничего.

Вновь поступающие в дивизион офицеры несли на себе всю службу, которая в мое, по крайней мере, время была совсем не обременительна.

Казармы Московского жандармского дивизиона занимали большую площадь, выходившую лицом на Петровку в той ее части, которая называлась Каретным рядом, а боковыми фасадами в Большой и Малый Знаменские переулки. Напротив было расположено здание Екатерининской больницы, а наискось - большой сад и театр, где поочередно помещался летний театр с фарсом и опереткой «Эрмитаж». Одно время его снимал Художественный театр, в самом начале своей деятельности, в предреволюционные годы - театр Суходольского, а затем так называемый Драматический театр с его первоклассной труппой, в составе которого значились Полевицкая, Певцов и другие известные артисты^>14.

Казармы дивизиона занимали место в центральной части города, и строения принадлежали городу, который и нес заботы о них. Когда-то здесь был выстроен барский особняк в стиле ампир, с колоннадой в центре. Этот особняк, весьма импозантный и в мое время, был приспособлен под квартиры офицеров дивизиона, и из них наибольшая, во втором этаже, принадлежала командиру дивизиона, полковнику Фелицыну, бывшему офицеру лейб-гвардии Конного полка, занявшему эту должность, очевидно, после того, как его денежные средства не позволили ему продолжать службу в этом привилегированном блестящем гвардейском полку.

В небольшой квартире первого этажа помещалось очень скромное Офицерское собрание дивизиона. Дежурный по дивизиону офицер должен был находиться в нем, но на практике преспокойно сидел в своей квартире, если она находилась при дивизионе. Почти все офицеры имели казенные квартиры, в особенности семейные, а таковых было большинство.

В положении «прикомандированного» к дивизиону офицера, продолжая носить форму своего полка, я пробыл с небольшим год. Зачисление в списки

мемуарах

офицеров дивизиона зависело от освобождения вакансии, т.е. от убыли по какой-либо причине одного из оф церов. Так как такие убыли происходили нечасто, то в положении прикомандированного можно было пробыть значительное время. Мне, вероя но сравнительно повезло! Уволен был по возрасту и, кажется, за обшей непригодностью один из престарелых офицеров дивизиона. Таким обра ом, в 1899 году приказом по Отдельному корпусу жандармов я был официально переведен в корпус с зачислением в списки офицерских чинов Московского жандармского дивизиона. Это событие превратило меня внешне в подлинного по виду жандармского офицера. Тогдашняя форма жандармского офицера почти ничем не отличалась от формы, установленной в драгунских кавалерийских полках нашей армии; исключением был темно-синий цвет мундира и сюртука и небольшой сул-тан-шишак из белого конского волоса на парадной барашковой шапке. Полная перемена формы и покупка седла несколько нарушили мой скромный бюджет.